Колчак

Из всех тех, кто прошёл в те дни крестный путь от Порт-Артура до Дальнего, мало кто, наверно, вновь побывал в этом городе на реке Лунхэ. Городе несбывшейся русской мечты, где должны были сойтись буддийский Восток и христианский Запад. Городе, который должен был стать новым Гонконгом – только в русско-православной трактовке. В развернувшейся борьбе погибло много людей, и шедшие под конвоем порой завидовали своим павшим товарищам. «Мёртвые сраму не имут».

Такова уж жизнь, что благородные дела редко приносят воздаяние. Чаще за них приходится платить горькую цену. Смерть и плен – этим платили под Порт-Артуром русские солдаты, матросы и офицеры за воинскую свою доблесть, за верность долгу, за чужую халатность, за то, что поставили они Порт-Артур в один ряд с Севастополем.

В павшем Порт-Артуре. Возвращение из плена

Колчак не участвовал в печальном походе побеждённой армии. 22 декабря он лёг в госпиталь. Скорее всего, его поместили в один из плавучих госпиталей, которые стояли в бухте. Там, среди кладбища кораблей, он провёл несколько месяцев. Выздоровление приходило медленно. За это время произошло много событий.

30 декабря японцы с почётом проводили из Артура генерала Стесселя, выделив под его имущество 30 подвод. Желая запечатлеться в веках, как Наполеон в Фонтенбло, Стессель протянул руку стоявшему поблизости солдату. Но рука повисла в воздухе – солдат испуганно посмотрел на генерала и отпрянул. «Исторической сцены» не получилось.

В Японии Стесселя ожидал радушный приём. А в России он попал под суд за сдачу крепости. Его приговорили к расстрелу, но в том же приговоре судьи ходатайствовали перед императором о смягчении наказания. А Рейс, главный капитулянт, был оправдан за «недоказанностью обвинений». Фок получил выговор.[378] Стессель провёл в тюрьме около года, а затем был выпущен по состоянию здоровья.

31 декабря 1904 года генерал Ноги торжественно ввёл в город свои войска. Впереди шли музыканты, за ними верхом – японский штаб во главе с Ноги, далее – пехота со знамёнами.[379]

…В центре современного Токио, недалеко от храма Ясукуни, где, как говорят, покоятся души погибших японских воинов, прохожий может увидеть памятник, который не значится в туристских проспектах. Верхом на мощном коне тяжело восседает толстоватый всадник в мундире, с усами и свирепым взглядом. С высокого постамента снята надпись. Кто-то написал мелом ругательные иероглифы. И только коренной токийский житель может вам объяснить, что это памятник маршалу Ноги Маресуке. Так проходит мирская слава…

Японская военная администрация в Порт-Артуре поставила русских обывателей в невозможное положение. Был установлен продолжительный комендантский час, запретили базарную торговлю и закрыли все столовые и чайные. Китайцам было запрещено говорить по-русски. Японские чиновники ходили по домам и побуждали русских к скорейшему выезду. Дело обставлялось так, что из имущества можно было захватить лишь то, что человек был в силах унести на себе.[380]

Рано утром 3 января 1905 года далеко в море послышалось тяжёлое уханье взрывов. Было похоже на канонаду морских орудий. Среди русских обитателей Артура мгновенно разнёсся слух: Рожественский! Но затем наступило обычное разочарование: оказалось, что японцы расчищают море от мин.[381]

18 февраля японцы оповестили русских, что они могут собраться к двум часам дня на высоте 203 метра (Высокой горе) для отдания последних почестей павшим её защитникам. Все, кто ещё остался в Артуре и кто мог ходить, потянулись на Высокую.

Утром этого дня русские фельдшеры и санитары ещё продолжали рыть могилы и переносить туда скрюченные и обледенелые тела. В условленное время началось отпевание. Ледяной ветер рвал сизый дым из кадила и уносил в холодную лазурь неба. Казалось, что в лёгком дрожании воздуха уносились на небо и души павших, томившиеся в ожидании этого часа.[382]

В январе начался поспешный отвод японской армии из-под Артура. Пехота, артиллерия, сапёрные части – всё направлялось на север, к Мукдену. В Порт-Артуре остался один батальон.

Однажды, ещё до ухода армии Ноги, Колчак случайно разговорился с одним японским офицером-артиллеристом. Оказалось, что он командовал той самой огневой точкой, с которой Колчак перестреливался незадолго до падения Артура. Оба добивались «взаимного искоренения». В дневнике Колчак писал тогда, что в блиндаже недалеко от обстреливаемых им окопов, к крайнему его неудовольствию, поставили 75-миллиметровую пушку со специальной целью подавить его батарею. И Колчак тщательно маскировал и прилаживал одно из орудий, чтобы оно стреляло прямо в амбразуру этого блиндажа. Японец похвалил работу Колчака, и он впоследствии признавался, что это был один из «самых приятных комплиментов», которые ему доводилось слышать.[383]