Колчак

Дело в том, что южнее красные прорвали Бузулукский фронт. Отступление там началось с конца апреля. Но в район западнее Абдулина подошло подкрепление – полк «Курень Шевченко». Формировался он в ближнем тылу. Кому-то пришла в голову мысль составить его из одних украинских переселенцев – лучше будут драться. Ещё не знали, что переселенцы – народ ненадёжный. «Курень Шевченко» выдвинули на самый опасный участок, а он в первую же ночь выставил пулемёты против соседей, чуть не захватил штаб дивизии и перешёл к красным.[1186]

Произошло это, видимо, 30 апреля, а 1 мая части Западной армии, действовавшие на Бузулукском направлении, отошли к Бугуруслану. В тылу у них была занятая противником станция Абдулино. 4 мая Абдулино отвоевали, но Бугуруслан был сдан. А 6 мая белая разведка сообщала, что «Курень Шевченко» принимается красными на учёт и довольствие.[1187]

Армия, не получавшая крупных пополнений едва ли не с начала наступления, была измотана и истощена. Численный состав некоторых полков уменьшился до 200–300 человек.[1188] Ставке пришлось спешно выдвигать на фронт свой единственный крупный резерв – Волжский корпус генерала Каппеля.

Корпус формировался в районе Челябинска, был одет, обут и вооружён генералом Ноксом, но к боевым действиям ещё не был вполне готов. Ожидалось пополнение из дальних районов Сибири, но там началась партизанщина. Пришлось пополняться кем попало – отчасти из тех же переселенцев и фронтовиков. Боевое обучение закончить не успели. На фронте положение становилось всё хуже и хуже, так что выдвигать корпус Каппеля пришлось по частям.

Первой прибыла Симбирская бригада. Она сосредоточилась на отведённом ей участке и должна была принять участие в наступлении, чтобы удержать красных, рвущихся к Уфе. Но накануне наступления один полк перешёл к красным.

В этот день, 13 мая, на станцию Белебей прибыл Колчак. Каппель доложил о случившемся. Окружающие заметили, что для Адмирала это было словно удар обухом по голове. Изменившимся голосом он сказал, что «не ожидал этого, но просит не падать духом». Наступление пришлось отменить.

Местом развёртывания корпуса Каппеля нерасчётливо был избран Белебей. Фронт вскоре подошёл вплотную, и прибывающим частям приходилось прямо с колёс вступать в бой. Они вовлекались в общее отступление и теряли боевой дух.

Некоторые части, особенно потрёпанные, пришлось отправить на отдых и пополнение. Колчак пожелал увидеть одну из таких частей. Перед ним церемониальным маршем бодро и даже лихо прошагал полк – кто в опорках, кто босиком, почти все без шинелей. На Колчака это произвело удручающее впечатление. Впрочем, говорили, что командир отчасти нарочно «принарядил» так своих молодцов, чтобы оправдать отступление.[1189]

Красным не удалось отрезать Западную армию от Уфы, но фронт катился к Уфе. В то же время на других участках, севернее, белые ещё наступали. На Симбирском направлении они дошли до станции Шентала и города Сергиевска[1190] (отсюда по тракту до Самары было даже немного ближе, чем от Похвистнева). Заняв же Чистополь, они 30 апреля продвинулись ещё на 35 вёрст,[1191] оказавшись примерно в 100 верстах от Казани, а от Волги – верстах в 40–50. Ближе этого к Волге нигде подойти не удалось.

3 мая Чистополь был оставлен, но на следующий день части Сибирской армии взяли Елабугу – город на другом, северном берегу Камы. В последующие дни Сибирская армия продвинулась ещё дальше, к нижнему течению реки Вятки, вплоть до её устья, и здесь остановилась. В своих воспоминаниях Гайда писал о тяжёлых боях на рубеже реки Вятки и о подходе к большевикам больших подкреплений.[1192] Последним успехом Сибирской армии явилось взятие в начале июня города Глазова на Северной железной дороге – на полпути между Пермью и Вяткой. Но это был лёгкий успех, потому что большевики ослабили на этом направлении свои силы, перебрасывая их на юг.

В конце мая выяснилось, что красные наносят удары по двум направлениям – на Уфу и Красноуфимск (в данном случае – в стык между Западной и Сибирской армиями). Между двумя белыми армиями давно уже существовало плохо скрытое соперничество, а потому взаимодействия не получилось. Фронт был прорван, причём напрасно были растрачены последние (и ещё довольно сырые) резервы Гайды.[1193]

Утром 26 мая Вологодскому была доставлена телеграмма командующего Сибирской армией, в коей описывалось катастрофическое положение на фронте. Вина за это возлагалась на генерала Лебедева, который, как говорилось, направляет на фронт «безумные директивы» и роняет авторитет верховного правителя. Гайда ставил Вологодского в известность, что отныне, с 26 мая, он не будет выполнять распоряжений нынешнего начальника штаба Ставки, и просил, чтобы Совет министров поддержал его требование удалить Лебедева «от всякого участия в командовании».