Кокон

Следующие дни Ван Лухань собирала вещи, брат все время был рядом, она даже не могла предупредить моего папу, что уезжает. Только перед самым отъездом она вырвалась из дома – сказала, что должна вернуть библиотечные книги, выскочила в подъезд и заколотила в двери дедушкиной квартиры. Открыла бабушка, увидела гостью, до смерти перепугалась, но ничего не успела сообразить, а папа уже вылетел вслед за Ван Лухань на улицу. Они пошли к библиотеке – она, как всегда, впереди, он чуть сзади. За библиотекой был пустырь, трава доходила почти до пояса. Выслушав Ван Лухань, папа долго молчал, а потом сказал: что ж, ты давно хотела уехать, здесь тебе приходится несладко. Она обиделась, заспорила, но папа как будто не слушал, только грустно и понимающе улыбался. Я знал, что однажды этот день настанет, сказал он. Потом отвернулся, подобрал с земли камушек и стал царапать что-то на стене библиотеки. Ван Лухань стояла у него за спиной, ей хотелось рассказать о своих чувствах, она ведь ни разу о них не заикнулась, но, видимо, этого уже и не случится. Он давно знал, что этот день настанет. Значит, никогда и не думал, что они будут вместе. Конечно, это невозможно, ведь она – дочь преступника. Ван Лухань постоянно забывала, что между ними пропасть.

Сдержав слезы, она спросила: ты приедешь меня проведать? Не знаю, ответил он, продолжая сосредоточенно царапать иероглифы на стене. Хорошо, кивнула она. Тогда я пойду. И медленно зашагала прочь, надеялась, он пойдет следом. До самого дома она была уверена, что он срезал дорогу и ждет ее у подъезда. Поднимаясь по лестнице, еще слабо верила, что он окликнет ее сзади. И даже дома продолжала ждать, всю ночь не смыкала глаз, то и дело подходила к окну и отдергивала занавеску, чтобы выглянуть вниз. Утром она долго стояла у подъезда, а на вокзале, уложив чемоданы, выбежала на перрон и встала под табличкой “Цзинаньский вокзал”. Последняя надежда растаяла, когда поезд дал гудок, а проводник крикнул, что состав отправляется. Ван Лухань вернулась в вагон и зарыдала, уткнувшись в спинку переднего сиденья.

– Ты бессердечный человек, ни слова не сказал мне на прощанье, – много лет спустя упрекнула папу Ван Лухань.

– Сказал, но все слова остались на задней стене библиотеки.

– Что за слова?

– Не скажу.

Се Тяньчэн вспоминал, что на этом месте Ван Лухань замолчала, потом подняла на него глаза и спросила: как ты думаешь, эта надпись еще там? Наверное, надо поехать и посмотреть? И добавила, что Ли Муюань был не бессердечным, а фаталистом. Не верил, что счастье может длиться долго, и еще до того, как что-то потерять, поддавался унынию и гордыне, даже не пытался удержать то, что теряет.

Но Ван Лухань пыталась. Через три месяца она отправила ему письмо. Скорее всего, письмо перехватила его мать. Потом она написала еще, но и это письмо не дошло до адресата. Когда она отправила третье письмо, мой папа был уже в деревне. В 1979-м Ван Лухань приехала в Цзинань, ей рассказали, что папа поступил в университет и женился. Она ничуть не удивилась, словно и ожидала таких новостей. Накануне отъезда она отправилась к нему в общежитие. День был дождливый, и по дороге к общежитию она успела насквозь промокнуть. Сосед по комнате сказал, что Ли Муюань уехал домой на выходные. Узнав, что они старые друзья, сосед вручил Ван Лухань журнал, который издавало поэтическое общество. Уходя, она взяла папин зонтик. Шагала под зонтом по лужайкам и аллеям кампуса, мимо столовой и стадиона. Остановилась под козырьком учебного корпуса, раскрыла журнал, прочла несколько его стихотворений. Дождь стих, она сложила зонтик и направилась к выходу из кампуса.

Через год она вышла замуж за однокашника своего брата. В университете он учил французский, потом тоже распределился в министерство иностранных дел, был старше ее на восемь лет. Еще через год она уехала с мужем в Африку. Сначала в Алжир, потом в Сенегал. Для живших там иностранцев она была супругой дипломата, сдержанной, чопорной китаянкой. Никто не знал, что она дочь преступника. Она выходила в сад при посольстве и смотрела, как чернокожие женщины, взобравшись на дерево, собирают манго, солнечные лучи струились сквозь листву, и она подставляла им лицо. Мрачные, но счастливые времена остались далеко-далеко, словно корабль, скрывшийся за горизонтом. Она вышла из тени прошлого.