Кого выбирает жизнь?

Рэм Петрович шутку нашего товарища, Валентина Широкова, оценил по достоинству. Он остановил автобус и приказал Валентину сбегать в училище, всего-то километр в одну сторону, чтобы водрузить на прежнее место утраченную скелетом конечность с соответствующими ситуации извинениями.

Вернувшись через десяток минут, Валентин доложил Рэму Петровичу о восстановлении справедливости в отношении пострадавшего, но нам тихонько поведал, как предложил ту костлявую руку без сердца продавщице мороженого (не бежать же, в самом деле, в такую даль!) Она шутку оценила лишь после того, как Валентин умчался с нами в сторону простенького воткинского вокзальчика.

Впереди нас ждала экзотическая узкоколейка, Ижевск и славный город Казань. На том счастливейший для нас медовый месяц в Воткинске и закончился.

37

Может показаться странным, но однажды я обратил внимание, что совершенно привык к роли опекаемого всеми тяжелого больного, пристроившегося здесь давно и столь основательно, что сам вполне с этим смирился. Скоро наступит месяц моего пребывания в этой палате. Правда, к чести моей будет сказано, я до сих пор не сомневался, что моё вынужденное заточение не может продолжаться бесконечно. Но когда именно отпадет необходимость в медицинской опеке, не знали ни лечившие меня врачи, ни, следовательно, и я. Более того, поскольку я понимал, что врачи этого не знают, то и сам давно не интересовался их мнением по своему основному вопросу.

Можно сказать, я преспокойненько, будто так и должно быть в идеале, дрейфовал по течению извилистой реки, длина которой никому не известна, потому и оказался неготовым к наступившему совершенно неожиданно для меня и персонала выздоровлению. Но оно случилось!

В тот день, уже двадцать пятый, я остро осознал, что близок к нервному срыву. Но и это меня не особо волновало. Мне всё предельно надоело, и появилось чувство безнадёжной неизменности моего длительного тюремного заключения.

Сколько еще это продолжится? Месяц? Год? Или многие годы? И выдержу ли я? И надо ли выдерживать? Надо ли мне это? Я уже не говорю об этой палате, почти ставшей моей, об измученном возней со мной медперсонале, о искренне переживающих родственниках. Разве им всем это надо?

Мне хотелось рвать и метать, срывая на всех злость, копившуюся долгими сутками, и я едва сдерживался, лишь потому, что заставлял себя вообще ни на кого не реагировать.

И наконец, меня посетила та самая последняя мысль, которая когда-нибудь должна была явиться: где-то в глубине я допустил, что только смерть может стать выходом из моей бесконечной и безнадежной пытки. И стал перебирать возможные варианты.

Видимо, моё предельное озлобление для опытного в таких делах персонала не оказалось неожиданным, и мне, очень подозреваю, наши сердобольные медики ввели что-то успокаивающее. Пропустив обед и ужин, я проснулся среди ночи и от ужаса взмок, обнаружив, что и основной, и резервный дозаторы по непонятной причине замерли.

Боже мой! Они не работали! Оба! Но я (и это самое удивительное, идущее вразрез с тем, что давно стало привычным) почему-то не ощущал ни тяжелого головокружения, ни удушья, ни страха, ни сильных болей в пояснице, то есть, целого комплекса неприятностей, связываемых с быстрым падением артериального давления вплоть до нуля.

Раньше в таких случаях медсестрам было достаточно замешкаться на пару минут, чтобы меня не стало. Но теперь, в тяжелейшее предутреннее время, когда даже самые стойкие из них «ломаются», если не заняты неотложной работой, всё завершилось благополучно. Невероятно!

Дозаторы не жужжат, но и я не загибаюсь! Я даже рискнул вывернуть шею настолько, чтобы увидеть расположенные сзади предавшие меня механизмы, но они действительно не проявляли признаков жизни!

Что-то молнией пронеслось в моей голове, теперь уже и не вспомнить. Удивление, сомнение, радость?

Больше, конечно, радость! Она оказалась даже чересчур бурной! Радость победы над опасной и непонятной болезнью, делавшей меня в течение двадцати пяти суток беспомощным инвалидом. И вот я держу давление самостоятельно, без лекарств! Я обхожусь без них! Значит, с этого момента я здоров!

Я торжествовал молча, умышленно не поднимая шума: зачем беспокоить медсестру, если она даже спит теперь, нарушая все инструкции. Ну, прибежит, обнаружит неработающий дозатор, перепугается вся, ведь раньше для меня это было смертельно… Пусть лучше поспит! Она, как и остальные, столько сил и своего здоровья отдала мне, что вполне эту мелочь заслужила! Если бы этой знаменательной ночью она не утомилась настолько, чтобы случайно заснуть, я и не узнал бы, наверное, что уже здоров!

Опять, напоминая о себе, зашипел насос, нагнетающий воздух в манжету на моей руке. Вот так этот злодей весь месяц мучил меня каждые пять минут, управляемый не устающим никогда «Сименсом», сдавливая руку над локтем, особенно тяжело во сне. Потом, когда накачает до боли, процесс пойдет обратно – маленькими порциями воздух станет медленно стравливаться, ослабляя хватку, а «Сименс» будет противно попискивать, мешая спать или сосредоточиться на интересной мысли.