– Да! Он самый! А вы знаете, от чего наша армия несла там наибольшие потери? Не поверите! От воспаления лёгких! А нас патриархи медицины всегда учили, будто на войне, да и вообще в тяжелейших условиях, люди собираются с духом и мирными болезнями не болеют. Будто те болезни отскакивают от фронтовиков! И это, в какой-то степени, правда! Это проверено! Но в Афгане нагрузки оказались выше возможностей наших ребят, выросших в средней полосе Союза. И дело не столько в том, что там было страшнее, тяжелее и опаснее, чем где-либо. Климат там не наш! В этом и беда! Днем тридцать, бывает и за сорок, а ночью ноль! На каждом бойце снаряжения полцентнера! И по горам, по горам, всегда в мыле! А ещё – постоянная гонка – чтобы выжить самим, надо непременно опередить «духов»! Взмок как мышь, а появилась возможность передохнуть, так и свалился, где стоял. Прямо на камни, прямо на скалы. Вот оно, крупозное, уже где-то над ним, горемычным, маячит!
– Допускаю вполне! Мне в Каракумах бывать приходилось, но чтобы именно от этого наибольшие потери, это удивляет! – не сдержался я.
– Почитай, все силы и средства армейской медицины, все антибиотики со всей страны на это уходили! К тому же, болезнь-то тяжелая, лечится она трудно, а потом еще долго ребят шатает. Таких доходяг в дело не брали! Вот вам и дополнительные потери, хотя и небоевые! И вы не представляете, сколько больших военных начальников, не побывавших в шкуре тех ребят, не верили мне, как вы теперь, насколько тяжелое положение по этому заболеванию! Сколько мне, как главному терапевту армии, пришлось сражаться за тех ребят! Ведь отцы-командиры на всех уровнях никак не признавали, что несут за это хоть какую-то ответственность! Мол, это же не боевые потери, значит, не наша вина! С трудом, но ситуацию удалось переломить, когда возложили ответственность и на командиров.
– Странно! – удивился я. – Мне кажется, вам теперь было бы лучше в военном госпитале работать, а не здесь!
– Работать с пользой можно везде, но здесь многое мне показалось интереснее. В армии ведь люди хотя и болеют, но всё-таки они, скорее, здоровые, нежели больные! Да и с вами, Александр Фёдорович, я хотел поговорить совсем не об этом.
– Слушаю вас внимательно, Алексей Алексеевич!
– Вот и хорошо! Еще тогда я заметил, что среди и больных, и раненых находились некоторые, совсем морально раздавленные. Это сложно объяснить словами, но сразу бросается в глаза. Вот они-то и умирали, раздавленные. Тут дело даже не в силе воли, а в том, чтобы абсолютно верить в своё выздоровление! Если человек твердит себе, что не имеет права умереть, умереть именно теперь, то, как это на первый взгляд странно ни звучит, он обязательно выживет! Эта уверенность спасает его как молитва, как заклинание! Но и молитва, и заклинание воздействуют ведь не на что иное, а на психику человека! Следовательно, в вопросах выздоровления психика обладает некой самостоятельностью. Выходит, она способна вытянуть организм из тяжелого состояния! Значит, в помощь врачу следует непременно подключать психику больного! Вы понимаете меня?
– Вполне! А не задумывались ли вы, что всё обстоит как раз наоборот? Может, обреченный человек становится морально раздавленным именно оттого, что знает свою незавидную участь? Непонятным нам образом, но знает наверняка!
– Нет, нет! Это не так! Я проверял! Это не так! – несколько многословно, но спокойно и уверено возразил Алексей Алексеевич.
– Очень интересно, как же вы это проверяли? – усомнился я.
Он посмотрел на меня с доброжелательной улыбкой, которая скорее одобряла моё недоверие, делая его ответ в его же глазах более значительным.
– Проверял я это тогда. Проверял с пристрастием! Проверял, чтобы самому не спутать следствие с причиной. Я выбирал тех самых, морально раздавленных, и начинал сам укреплять их уверенность в выздоровлении, и в необходимости выздоровления, и в недопустимости смерти из-за ранения, и из-за минутной их слабости… Понимаете, их лечили теми же лекарствами, что и остальных, но к контрольной группе больных я в большей мере применял укрепляющую психотерапию! И они выкарабкивались! Разве это не доказательство? – уверено закончил Алексей Алексеевич.
– И теперь, как я понимаю, вы решили применить свою психотерапию ко мне? Но я и сам не раскисаю! Вот, лежу, мозгами шевелю и жизни радуюсь!
– Всё несколько иначе! Лучше бы не я, а вы сами психотерапией занялись. Ведь ваш случай, куда проще, нежели у тех мальчишек. Это только вам он кажется сложнее и непонятнее, чем в действительности. Да ещё вашим врачам, поскольку они привыкли всегда на что-то хорошо апробированное опираться. Так им в случае возможной неудачи жить спокойнее!
– Я и не прочь этим заняться! Но как от теории перейти к практике?
– В этом-то я и прошу вас принять участие. Ведь у вас кроме личной заинтересованности в этом деле есть и соответствующая квалификация.
Я засмеялся тому хитрому подходу, который применил ко мне Алексей Алексеевич, но кивком согласился.
31