Когнитивный диссонанс

Она смотрела, как Сережа после всего легко и часто целует уже неюное лицо ее подруги. Она бы назвала это любовью, если бы не предыдущие сцены. Впрочем, каждая из них походила на любовь. Цифры в углу экрана сообщали, что съемка состоялась позавчера. Лена продолжала смотреть, даже когда запись закончилась, замелькал белый шум, включилась автоматическая перемотка. Даже когда кассета началась сначала. Даже когда в замке повернулся ключ и Сережа вошел в комнату — она продолжала смотреть.

Скандала не получилось. Он с порога увидел экран, изумленно спросил: «Чего это ты порнушку без меня смотришь?», но почти сразу же понял, что это за кино. Подошел, выключил, худыми сильными пальцами сломал кассету — не сразу, но справился, — пленка размоталась и с шорохом упала на пол. Он пытался говорить — «Откуда у тебя эта дрянь? Кто? Ты следила за мной? Как ты смела?» — но злые испуганные вскрики гасли, тонули в ее молчании.

Наконец он затих, вышел из комнаты и через недолгое время появился на пороге с большим рюкзаком. Видимо, пока собирался, обдумал линию защиты (точнее, нападения), поэтому спокойно и внятно сказал: «Я не могу с тобой жить после этого, ты мне отвратительна», — и ушел.

8. Лена и ее прошлое (окончание)

Что ж, Лена хотела правды и получила ее. Только вот оказалось, что без постоянных инъекций обмана очень больно жить. Так при ломке — от каждого движения кости трутся друг о друга и скрипят, суставы выворачиваются, мышцы непроизвольно сокращаются, а легкие вдруг забывают, как дышать. Она превращалась в обезумевшую марионетку, подергивающуюся от боли каждый раз, когда вспоминала видеозапись. Можно сколько угодно внушать себе, что Сережа, конечно, похотливое животное, но любит только ее одну, что эти двенадцать лет не могли пройти даром, что всего несколько ночей назад у них все было хорошо. Побегает и вернется, думала Лена, но перед глазами тут же всплывала блестящая от пота спина, конвульсивные движения, а главное, светлое запрокинутое лицо и одно-единственное прикосновение — она полжизни могла отдать, чтобы не чужие, а ее волосы он тронул с той безмерной нежностью.

Он не возвращался, не отвечал на звонки, сменил замок в мастерской и не открывал дверь. Лена страшно ругала себя — не следовало молчать тогда, стоило только сказать, что кассету ей подбросили, и можно было бы как-то сгладить ситуацию. А она фактически подтвердила, что следила за ним.

Лена не хотела разводиться и терять его. Затевая расследование, надеялась получить преимущество — перестать наконец ходить в дурах и вызвать у Сережи вполне обоснованное чувство вины. А он опять ускользнул от нее.

Никому ничего не рассказывала, но слухи просочились, а потом пришла повестка о разводе. В очередной раз отвозя Алешу к свекрови, она взяла бумажку с собой. Рассказала, что Сережа ей изменил с молоденькой.

— Ты Алешу-то не отнимешь у меня? — Свекровь заплакала: — Ноги этих потаскушек тут не будет, только вы приезжайте, у меня вся радость в нем.

Она не слишком удивилась, отметила Лена.

На прощание свекровь сказала:

— В отца пошел, паразит. И как ты терпела еще столько-то лет.

Да, новостью Сережины измены стали лишь для нее. Любопытные знакомые потянулись в дом, принося все новые и новые сплетни. Похоже, с тех нор как Сережа переехал из студии тестя на окраину, он сорвался с цепи.

Его женщины сладострастно сдавали друг друга с потрохами, умалчивая лишь о себе. В числе последних позвонила та самая «лучшая подруга».

— Ты слышала? Говорят, он живет с этой соской из провинции, — она имела в виду «простушку», — кто бы подумал, что ей хватит ловкости увести его у всех из-под носа.

Тут Лена наконец поняла причину внезапной откровенности, обуявшей их всех, — зависть. Каждая надеялась, что освободившийся Сережа достанется именно ей, но приз получила самая невзрачная из претенденток.

— Ведь и ей изменять будет, гад! — зло, сквозь зубы сказала подруга.

Лена неожиданно для себя предложила:

— Дорогая, давай встретимся? Я приеду к тебе в гости, и ты мне все расскажешь.

Вдруг захотелось посмотреть ей в глаза — именно ей, единственной из всех, подруге.

Лена поймала себя на том, что перестала называть «этих женщин» по именам. «Подруга», «рыжая», «простушка» — но никаких больше Оль, Кать и Наташ. Они не люди, нет им на свете места, теперь это призраки, мертвецы.

Приехала, посмотрела. Не увидела ни капли стыда, наоборот, искра насмешки пряталась в глазах женщины, которая спала с ее мужем. Войдя, Лена сразу взглянула на ее волосы — подобраны в пучок, слава богу. Лена не представляла, как отреагировала бы на распущенные пряди — могла задохнуться от боли, а могла и схватить, намотать на руку черные патлы, разбить ненавистное лицо о косяк.