Когда звезды чернеют

На обратном пути лезу прямо через хребет, исключительно ради нагрузки. Местами склон настолько крутой, что приходится карабкаться на четвереньках через серые лишайники, папоротники и чернозем. Делаю частые и резкие вдохи, на лицо налипли сосновая пыль и светящаяся пыльца.

На гребне останавливаюсь выпить воды. Я запыхалась, немного кружится голова. Здесь лежит болиголов, похожий на сраженного великана; его стебель как влажная черная губка. На том месте, где жестоко выдернули его корни, вижу три длинные борозды на земле и звериный помет — похоже, пумы. Когда наклоняюсь поближе, на краю зрения что-то мелькает. Не животное, а нечто неподвижное. Какое-то укрытие.

Хотя солнце начинает садиться и между лопатками поселился холодок, я спускаюсь по склону: слишком любопытная находка, чтобы не разглядеть ее вблизи. На спуске приходится отклоняться назад, чтобы удержать равновесие. Слой почвы здесь тонкий, сплошной перегной. Сухой папоротник жалит руки и цепляется за джинсы, но в конце концов я добираюсь до маленького убежища. Кто-то устроил здесь ловушку из руководств по выживанию: упер в ободранную пихту Дугласа[11] шестифутовый шест, а потом приделал к нему через равные интервалы проволочные силки. Это должно работать. Чешуйки шишек и прочий лесной мусор у основания пихты укрывают вытоптанные места, силки легко переставляются. Эффективное устройство, даже элегантное. Кто бы это ни смастерил, он точно знает, что делает, и не останется без еды.

Укрытие демонстрирует тот же уровень искушенности, и во мне начинают тихонько позвякивать тревожные колокольчики. Оно не похоже на охотничью хижину: его коническая форма напоминает старые фотографии коренного населения, вроде племени помо. Они жили небольшими группами по всей Северной Калифорнии за сотни лет до европейцев, и их дома выглядели очень похоже: округлые у основания, с шестами, поддерживающими скошенные стены, связанными вместе и накрытыми корой и древесиной секвойи.

Однако кто будет прикладывать столько усилий, чтобы соорудить убедительную копию хижины помо? И почему так далеко от города, от любого подобия дороги? Это работа какого-то свихнувшегося выживальщика, который думает, что близок конец мира? Человека, который таится, потому что ему есть что скрывать? Или же это мои мозги копа перебирают мрачные варианты, когда на самом деле это просто любитель леса вроде нас с Хэпом, которому временами требуется покой лесов, чтобы почувствовать себя целым?

— Эй? — окликаю я, подавшись вперед, но получаю в ответ только давящую тишину.

* * *

Я не езжу в Мендосино до тех пор, пока у меня не заканчиваются припасы. Это происходит первого октября. Свет начинает меняться вместе со временем года, заостряя углы и тени. Каждый солнечный день встречаешь с благодарностью. Сегодня день прохладный, но ясный, с той суровой свежестью, которую приятно ощущать. Закончив с покупками, я закидываю продукты в машину и решаю немного пройтись. В Ротари-парке разбили лагерь мужчина и женщина; они сидят у складного столика рядом с маленькой потертой палаткой. Рядом устроился средних размеров пес с темной мордой и рыжеватой шерстью. Он замечает меня и вскидывает голову, будто мы друзья. Потом подбегает рысью и пристраивается рядом.

Сначала это забавно — то, как быстро он подлаживается под мой шаг. Я останавливаюсь, поднимаю руку, как регулировщик движения — «стой!» — но он игнорирует жест. Я делаю шаг, и он делает шаг. Я смеюсь, и он садится. Похоже, мы — участники комедийного шоу, хотя на нас никто не смотрит, даже пара хиппи в парке.

Я иду к ним.

— Эй, вы не могли бы придержать вашу собаку?

— Она не наша, — говорит женщина. Ей может быть тридцать или пятьдесят, на лице морщины от солнца, торчащие светлые волосы напоминают пух утенка. Толстовка с эмблемой «Сихокс»[12] свисает до середины бедра поверх длинной юбки с принтами. — Первый раз ее видим.

Парень рядом с ней выглядит так, будто не покидал улиц со времен «Лета любви»[13]. Через плечо перекинута седеющая косичка, небрежно заплетенная, но чистая. Серебряный зуб подмигивает, когда он говорит:

— Но собака умная.

— Откуда вы знаете? — у меня никогда не было собаки.

— По глазам видно. И, смотрите, она слушает.

— Она?

Еще одна улыбка с серебряным проблеском.

— Вы точно не любительница собак.

Я, внезапно очарованная им, смеюсь.

— А вы можете просто придержать ее, чтобы я ушла отсюда?

— Без проблем. — Он указывает на землю, и собака садится, ожидая следующей команды. Когда он поднимает ладонь параллельно земле, собака опускается на живот. На тыльной стороне его левой руки я замечаю штук пять крестиков в круге.

— А что означает ваша татуировка? — спрашиваю, указывая на нее.

— Уроки. — Его зрачки такие черные, что кажутся мультяшными. — Вещи, которые не следует забывать.

Женщина говорит:

— Не верьте его байкам. Однажды он заявил, что эти крестики означают людей, которых он убил в битве. Давайте, спросите его, в какой.

— В какой битве? — подыгрываю я.

— При Ватерлоо.

Глава 10