Когда завтра настанет вновь (СИ)

На такой скорости любой свернул бы себе шею, но моё заклятие сгустило воздух, заставив его спружинить мягкой подушкой. На миг зависнув над землёй, я аккуратно приземлилась на обе ноги — и рванула туда, где мерцала, умирая, щитовая сфера учителя.

Нет, я не допущу ещё одной жертвы по моей вине. Ещё кого-то, кто должен был жить, если бы не я, которая давно должна была погибнуть.

— Эй, ты! — задыхаясь, крикнула я на бегу, выбрасывая вперёд правую руку, судорожно сжимая в левой подаренный рубин. — Да, ты, тварь! Оставь его в покое! Дархадас, неутрэле йед!

Они повернулись ко мне одновременно. Трое вырубленных мастером, уже успевшие встать, тоже. И волна чёрного сияния, сорвавшаяся с кончиком моих пальцев, отшвырнула их футов на двадцать.

— Мастер! — я рухнула на колени рядом с учителем. — Мастер Тинтрэ!

Он лежал с закрытыми глазами, лицом кверху. Лицом, светившимся какой-то очень нехорошей бледностью. И струйку крови из уголка рта тоже нельзя было назвать обнадёживающим признаком.

Я активировала барьер почти машинально. На сей раз — сферу, в тот момент, когда твари появились в шаге от меня, снова выстроившись ровным кругом, умело взяв жертву в клещи. Видимо, с нашей первой встречи мозгов у твари прибавилось; да только разнообразием действия одержимых по-прежнему не отличались, так что всё просто. Надо отбить первую волну заклятий, потом вырубить их на какое-то время — и бегом к мобилю. Сотворю заклятие, которое поможет мне волочить за собой бесчувственного мастера, и…

То, что твари промедлили с проклятиями, уставившись на что-то за моей спиной, вызвало у меня куда больше тревоги, чем все их действия до того. Потом я услышала позади себя уже знакомый булькающий хрип — и обернулась как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как один из одержимых падает с перерезанным горлом, а с руки другого чёрной молнией срывается проклятие… проклятие, которое попадает Питеру точно в сердце.

Я смотрела, как он удивлённо закрывает глаза и падает навзничь, к самой границе моего барьера, роняя окровавленную бритву.

Мне хотелось спросить, откуда он взялся и зачем выбежал из мобиля, или заорать, что он идиот, — но вместо этого я выкрикнула совсем другое.

— Дархадас, неутрэле йед годэо!

Вторая волна чёрного сияния раскидала одержимых в стороны, как котят, закинув в высокую придорожную траву. Это было самое сильное массовое проклятие из всех, что я могла осуществить, однако судя по тому, с какой скоростью эти твари поднимались, оно наверняка давало мне едва ли тридцать секунд.

Меня колотило от страха, но разум оставался абсолютно ясным.

Стражники уже всё равно что мертвы. А эту тварь не остановить, пока функционируют тела, которыми она может управлять.

Я не могла разорвать их на куски или перерезать им глотки, — но, как я уже говорила, после второго года обучения устроить небольшой пожар на ровном месте может даже самый ленивый студент.

Убедившись, что неподвижный мобиль сияет фарами вдалеке, я лихорадочно очертила ногой в пыли огромный круг: так, чтобы тела мастера Тинтрэ и Питера оказались внутри. Встав в центре, пальцем вычертила под ногами завитушки трёх защитных рун.

Этот барьер не защищал от чужих заклятий. Зато он защищал тех, кто находился в круге, от последствий заклятий, сотворённых ими самими.

Я перекинула рубин в руку с печатью. Сжав в кулаке, закрыла глаза, чувствуя, как пульсирует под пальцами чистая энергия прекрасно огранённого камня. Эш с Рок не видно… отлично.

Даже если сейчас они выйдут из мобиля, то не успеют подойти слишком близко.

— Дархадас, лан-кнаймхо эгус рухэн…

Магические силы рубина текли сквозь мои пальцы — кристально чистой водой, хрустальным ключом, пробившимся из-под земли. Камень пришёлся как нельзя кстати: мой резерв был почти полностью истощён, а заклятие, которое я читала, требовало огромного количества сил. Пускай устроить пожар на ровном месте несложно — и заклятие, и рунная формула, которую я выплетала в воздухе пальцами левой руки, были довольно простыми, — но одно дело обратить пеплом небольшое количество серебряной краски и медную мисочку, и совсем другое — выжечь всё на протяжении тридцати футов вокруг себя.

— …амах кэд атэ тъюсти!

Последнее слово истаяло в воздухе одновременно с тем, как я различила в поле тёмные фигуры, медленно поднимающиеся с земли.

Синее пламя за границей пыльного круга полыхнуло вместе с печатью, засиявшей так, что резало глаза.

Огонь взмыл к небу потоком в человеческий рост, точно вода, текущая снизу вверх. Он обжёг волной жара даже меня, стоящую в безопасности защитного круга. Он поглощал траву, таволгу, заросли девясила вокруг перекрёстка и фигуры одержимых с жадностью ребёнка, дорвавшегося до новой игрушки, и воздух наполнился дымом, сладко пахнущим горелыми цветами и тошнотворно — печёным мясом. Одержимые даже не вскрикнули: просто рухнули в языки пламени, точно в реку.

Видимо, тварь оставила их, как только поняла, что марионетки больше не пригодны к использованию.