Когда завтра настанет вновь (СИ)

— Знаешь, перед тем, как я встретила тебя… в прошлое воскресенье… мы с отцом поругались. Так поругались, что я выбежала из дома, хлопнув дверью, и пошла в бар. Недалеко от того отеля, где вы тогда остановились, «Волшебная мельница» называется. Коктейли у них отличные… да, в общем, я убежала из дома. Заказала себе выпивку с утра пораньше и весь день проторчала за барной стойкой, наедине с «Голубыми Гавайями» и своей злостью. На отца. А злилась потому, что осознавала его правоту. Он постоянно твердит о том, что меня наделили великим даром, который мог бы помочь тысячам людей и фейри, а я отворачиваюсь от него, бестолково тратя свою жизнь на какие-то статейки. А что пойти в коронеры — это каждодневная боль, каждодневная смерть вместе с каждым, кого тебе привозят, и даже не раз в день… — баньши дёрнула намотанную на палец прядь: будто в колокольчик хотела позвонить. — Когда я начала активно выпытывать у него информацию о Ликорисе, отец ничего мне не сказал. И все адреса, которые мне требовались, присылал без вопросов. Хотя уже знал, что за нами следует стража, и ему наверняка рассказали, что меня видели на кладбище в Динэ… а после моих запросов концы с концами свести нетрудно. — Резким движением она вывернула кисть, освободив палец из плена бледно-василькового локона. — Думаю, отец прекрасно понял, что я охочусь за Ликорисом. И не только не собирается меня останавливать — наконец-то мной гордится. Ибо непутёвая дочка всё же взялась за ум и помогает людям. Именно в том смысле, в каком это понимает он.

Я молча смотрела перед собой, скользя взглядом по заборам коттеджей, проплывавших мимо нас.

Нет, меня сразу смутило то, как Рок отзывается о своём родителе. Но я не подозревала, что всё настолько запущено.

— А его не смущает, что это вообще-то опасно? — негромко поинтересовалась я потом.

— У моего отца вообще интересная система воспитания. В духе полной самостоятельности, по принципу «что нас не убивает, делает нас сильнее». Любой баньши, пожалуй, трудно с этим поспорить.

— И как к этому относится твоя мать?

— Если б она не умерла, когда мне было три, думаю, она бы это не одобрила. Но я не уверена.

— О. Прости.

— Нет, ничего. На самом деле я не ропщу ни на судьбу, ни на Великую Госпожу. Ни за мать, ни за отца, ни за мой дар. Ведь если бы всё сложилось по-другому, я была бы уже не совсем собой, верно? А я вполне нравлюсь себе такой, какая я есть. — Баньши опустила глаза, сверяясь с картой. — Так, сворачиваем налево.

В конце узкой улочки мы упёрлись в высокий кирпичный забор. Дом был последним перед вересковым пустырём, по которому змеилась вдаль просёлочная дорога. Приглядевшись, я поняла, что через пустырь можно проехать на шоссе.

Идеальные условия для того, кто хочет периодически незаметно отлучаться на пару дней.

В сжавшемся желудке возникло странное ощущение, напоминающее то, какое бывает перед экзаменом.

— Пришли, — констатировала Рок.

— И от кого он прячется за этим забором? — поинтересовался Питер, оценив высоту ограждения — за ним едва можно было разглядеть верхушки деревьев на участке и черепичную крышу.

— От совести своей, — мрачно ответствовал Эш. — Ну что, звоним?

Баньши, прокашлявшись, надавила на кнопку звонка рядом с жестяной калиткой.

— Может, отошёл? — предположила я, когда после пятиминутного ожидания и трёх повторных звонков нам так никто и не открыл.

— Может, — с сомнением согласилась Рок. — И что теперь? Возвращаемся в мотель и приходим позже?

— Нет уж, — изрёк Питер, решительно открывая свою барсетку. — Мы слишком долго сюда ехали, чтобы теперь ловить его по всему городу.

Я удивлённо смотрела, как он натягивает на руки знакомые тканевые перчатки для хозяйственных работ. Одни из той пачки, которую мы купили ещё в Динэ.

— Что ты делаешь?

Питер ухватился за жестяные завитушки, украшавшие калитку сверху:

— Предлагаю подождать мистера Труэ с комфортом. В его же собственном доме.

— Ты с ума сошёл?! Это же проникновение со взломом!

— Мы осквернили могилу, подались в бега от стражи и оставили позади кучу трупов, а ты беспокоишься о таких мелочах?

— Про последнее мог бы не напоминать, — вздрогнув, резко ответила я.

На миг обернувшись, он виновато и одновременно одобряюще улыбнулся.

— Прости. Забылся.

Затем огляделся по сторонам, убедившись, что никого из соседей не видно — и, оттолкнувшись от асфальта, ловко подтянулся. Перекинул ноги через верх калитки, повис на руках и, разжав пальцы, с негромким шумом приземлился уже по ту сторону забора.

Открытие калитки сопроводил мерзкий, почти комариный писк.

— Мало того что брачный аферист, так ещё и домушник, — прокомментировал Эш, когда мы прошли на чужой участок.

— Я специалист широкого профиля. А ты не завидуй, малыш. У тебя ещё всё впереди.

Участок мистер Труэ запустил. Немногочисленные яблони роняли больные жёлтые листья, в высокой, давно не кошеной траве валялись гниющие яблоки. К одноэтажному дому, обшитому белым сайдингом, вела дорожка из простой каменной плитки.

— И как мы попадём внутрь?