— Я клялся искупить свою вину, но не перед твоим братом, а перед тобой. И я не допущу твоей гибели. Если ты поговоришь с Эшем, прежде чем уйти на Эмайн…
— Из-за меня погибла Гвен, и мастер, и ещё куча людей, которые должны были жить! Ты считаешь, это равносильный обмен — моя жизнь в обмен на все эти жизни?!
— Мне нет дела до всех остальных. Я клялся спасти тебя, и я это сделаю.
— Трус.
Он не вздрогнул от моей пощёчины, — но теперь я заметила, как дёрнулись его плечи.
— Значит, я трус?
Он уточнил это так же равнодушно, как говорил всё до этого. Лишь уголок губ дёрнулся в намёке на усмешку.
— Всё это — твоя вина. Я умерла из-за тебя, когда могла бы спокойно жить дальше. Если бы в прошлый раз ты посчитался с моими желаниями и просто ушёл на Эмайн — один. Оставил бы меня в Харлере, а не утащил за собой. Я жила бы долго и счастливо, и Эш бы вырос с семьёй, и мама увидела внуков… а теперь она умерла, и спокойной жизни ни мне, ни брату не видать, потому что на меня охотится эта тварь, и всё это — из-за тебя. А ты теперь хочешь успокоить свою совесть, и неважно, какой ценой, — мой шёпот сорвался в хрип. — Если мне всё равно суждено расстаться со всеми, кого я люблю, какой мне смысл жить? Жить, вспоминая всех, кто умер за меня? Не за вершительницу судеб, не за будущую королеву — за обычную девчонку, всё достижение которой в том, что её полюбила эгоистичная сволочь с Эмайна?
Его лицо было абсолютно непроницаемым.
Отличное свойство для игры в покер, ничего не скажешь.
— Ты делаешь это не ради меня. Ты делаешь это ради себя. Так же, как потащил меня в прореху, хотя я не хотела уходить. И тебе плевать на то, как я буду жить: главное, чтобы просто жила. Для галочки. Чтоб твоя драгоценная совесть перед концом оказалась чиста. Ты не о моём счастье печёшься, а о своём покое. И не понимаешь, что сама жизнь ничего не стоит, если из неё исчезает всё, ради чего стоит жить. — Злость и ярость запоздало поднимались откуда-то из живота — жаркой удушливой волной. — Мне не нужна такая жизнь, какую предлагаешь ты. Прояви наконец настоящую смелость и признай, что не сможешь выполнить свою клятву. Дай мне умереть, чтобы мои близкие могли спокойно жить.
— Нет. Я не для того зашёл так далеко, чтобы отступить сейчас.
Его ответ был незамедлительным и непреклонным — и заставил меня вскочить.
— Верни. Всё. Как. Было. — Я почти задыхалась, настолько хотелось кричать. — Иначе я… я…
— Что? Сдашься твари? Наложишь на себя руки? Когда твоя мать и твой учитель умерли, чтобы ты жила — возьмёшь и перечеркнёшь их великую жертву? — фейри насмешливо склонил голову. — Я не сделаю того, о чём ты просишь. Можешь злиться на меня, можешь меня ненавидеть: я буду этому рад. Ибо больше всего я боялся, что ты снова меня полюбишь. Причина, по которой я держался с тобой так холодно всё это время… Твоё равнодушие ко мне, не то, через что мне пришлось пройти — это моё наказание. Наказание, которого я заслужил. — Он вновь отвернулся к окну. — Тебе хватит денег, чтобы купить лодку. Если погода будет безветренной, достаточно надувной: плыть недалеко, и всего один раз. Я приду, если тебе будет грозит опасность, и приду, когда ты окажешься в порту. Я помогу тебе добраться до Эмайна. Объясню, как найти моих родных. И это будет последний раз, когда ты меня увидишь.
— Ты…
Но он уже исчез. Растворился в воздухе, как всегда. Либо перешёл в призрачную форму, либо вовсе ушёл в безвременье, которому он принадлежал.
— Ты! Вернись! — я таки сорвалась на крик. — Я не хочу, я не…
Потом, всё же задохнувшись, яростно пнула стул, опрокинув его на пол, перевернула журнальный столик, забарабанила кулаками по мягкой спинке дивана, прямо над Питером, беспокойно заворочавшимся во сне: лишь бы унять невыносимую, душащую злобу, плавившую сердце огнём отчаянного бессилия, замещавшую все мысли одним-единственным «ненавижу его, ненавижу, ненавижу»… и очнулась, лишь когда поняла, что мизинцы обжигает боль.
Я уставилась на свои покрасневшие отбитые пальцы, на свои обессилевшие дрожащие руки. Ярость отступила, как схлынувшая волна.
Нет, если я убью себя, он обязан будет вернуться. Раз уж он так заинтересован в том, чтобы я жила. Но… я ведь тогда всё равно умру? А если фейри нет дела до моих желаний, станет ли он тратить последние силы на то, чтобы спасти десяток презренных людишек, когда для меня исход будет один?..
…«твоя мать и твой учитель умерли, чтобы ты жила»…
Я снова зажмурилась.
А ведь мама знала. Знала про то, что это за чёрная тварь. Знала про то, каким будет конец нашего путешествия. И знала, что умрёт. Из-за меня.
И перед смертью взяла с меня обещание, что я поеду в Фарге.
— Лайза?..
Я открыла глаза, которые жгло огнём — без слёз. Взглянула на Эша и Роксэйн, обеспокоенно застывших у порога, прибежавших на крик.
— Что здесь произошло? — поинтересовалась баньши, разглядывая перевёрнутую мной мебель.
Я молча поставила на место стул и столик. Опустилась на краешек дивана, рядом с Питером, так и не проснувшимся.
— На кого ты кричала? — резко спросил Эш.