Когда закончится декабрь…

Ужасно нервничая, Верочка заказала междугородние переговоры. Долго ждала соединения. Телефонистка без конца сообщала, что связи нет. Но Вера упорно ждала, не снимая вызова. Наконец, часов через пять уставший голос телефонистки сообщил ей, что вызываемый абонент на переговоры не явился.

Шел тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. Близились роковые девяностые. Еще продолжалась война в Афганистане. Но Верочке не было никакого дела до общенародной катастрофы. Ее личный мир обрушился на нее всей своей силой…

Когда она сообразила, что ответа не будет, уже заканчивался апрель.

– Что ж, поздравляю, – Врач развела руками. – Ты чего так трясешься? Муж-то есть?

– Нет. Сделайте аборт, – отчаянно зарыдала Вера.

Женщина сняла очки, потерла усталые глаза.

– Аборт, голубушка, делать поздно. О чем раньше думала? А теперь ни я, ни кто-то другой не возьмется. Мужа нет, это я поняла, а мать знает?

– Нет еще. Сделайте, прошу вас!

Врач молча смотрела на безутешную девушку, дала ей воды, дождалась, пока та успокоится.

– Ты вот что. Горячку не пори. Пойди домой, с матерью поговори, послушай, что она скажет. Не падай духом, привыкай к мысли, что ребенок твой теперь все равно родится. А вот какой ты будешь ему матерью, только от тебя зависит.

Вера обреченно вышла из кабинета. Как добралась домой – не помнила. Что говорила матери – не удержала в голове. Выбросила вон все слова и эмоции, прозвучавшие в тот ужасный вечер.

Знала, что ребенок будет, остальное не имело значения.

Самой трудной оказалась борьба с собой. Со своей памятью. С воспоминаниями.

Несмотря ни на что, она умирала от любви. Просто умирала. Таяла, словно старая бабушкина свеча. Оплавлялась, стекала теплым воском, оставляя на подсвечнике длинные застывшие слезы. Бесконечно рыдала, превращаясь в бесформенный ком растрепанных чувств, рассыпалась крошками пересушенной, уже никому не нужной, нежности, сматывалась в клубок черной тоски. Сто раз хотела утонуть в беспамятстве или отравиться бесконечными воспоминаниями.

Верочка так страдала без Сергея, что, заперевшись на ключ, сутками не включала свет и молча ненавидела всех сочувствующих ее горю.

Время шло. Постепенно она стала оживать, различать цвета, ощущать запахи и понимать, что и с такой болью можно как-то жить дальше. Жить во имя новой жизни.

Мама, войдя однажды в ее комнату, тихо прошла к окну, открыла форточку, включила свет, присела рядом и долго-долго молчала. Потом ласково погладила дочь, лежащую на кровати лицом к стене, и вздохнула.

– Верочка, все пойдет. Видно, и правда, время разбрасывать камни и время собирать, время любить и время забывать. Надо мудреть, взрослеть, прощать и прощаться. Всему, доченька, в этой жизни свое время. Сейчас время твоего ребенка, и ради него надо беречь себя. Поднимайся, умывайся и живи легко и радостно. Потому что только у счастливой матери может быть счастливый ребенок.

И началась новая жизнь. Нелегкая. Тернистая. Несладкая жизнь одинокой девушки с ребенком, потому что рождение ребенка без отца обществом тогда порицалось и осуждалось. Вера Павловна прошла через все унижения с достоинством, жила с гордо поднятой головой. Закончила институт, работала, растила дочь и оставила далеко-далеко в прошлом все свои переживания.

Да и что толку переживать? Судьба ведь сама ставит точки и запятые в книге нашей жизни, сама решает, по какой дороге нам идти. Судьба мудрее нас, и противиться ей нет никакого смысла.

Глава 4

Женька, в миру Евгения Борисовна Кравченко, слыла личностью незаурядной. Во-первых, она была потрясающей мамой, во-вторых, имела репутацию совершеннейшего профессионала и знатока своего дела.

Хороших стилистов можно по пальцам пересчитать, а Женька прославилась не только умением хорошо подстричь, покрасить и уложить волосы, но и чувством прекрасного вкуса и наличием большого такта и деликатности. Она знала, где, когда и как можно говорить, где лучше промолчать, а когда вообще надо сделать вид, что ты глуха и нема, как рыба.

Клиенты эту корректность, щепетильность и утонченность ценили, своего мастера берегли, холили и лелеяли. Ровесники, многочисленные знакомые, дамы артистического круга и высокопоставленные жены передавали ее контакты по наследству, знакомству и щедро оплачивали услуги своей любимицы. А салон красоты, который открыла шесть лет назад Евгения, стал одним из самых уютных, комфортных и приятных во всех смыслах в столице.

В жизни все компенсируется и уравновешивается. Если где-то чего-то много, то в другом обязательно уменьшится, убавится. Поэтому, в отличие от профессиональной, личная жизнь у Женьки не складывалась. Ей, чистенькой, ухоженной, нарядной, всегда попадались, как она выражалась, «гадкие поганцы». Один любил выпить, причем, обязательно за счет дорогой Женечки. Ему и в голову не приходило самому оплатить продукты в магазине, бокал вина в баре, ужин в ресторане. А зачем напрягаться, ведь рядом богатенькая Женечка!