Когда устанет даже смерть

– Разожги камин, Хорхе, – приказал Алвин.

Водитель молча скрылся в доме.

– Лесли, приготовь нам с полковником кофе, как обычно, а даме… – Шарон вопросительно взглянул на гостью.

А той меньше всего хотелось открывать лицо для распития напитков.

– Может, позже. С вашего позволения, я бы осмотрела это чудесное место. Оно удивительно.

– О, вы мне льстите, – улыбнулся сенатор. – Но… Желание гостя – закон. Дом в вашем распоряжении.

Внутри особняк Шарона лучше всего описывали слова “неброская роскошь”. Эйнджела переходила из комнаты в

комнату, делая вид, что любуется то картинами известных мастеров с изображениями на тему охоты, то коллекцией

оружия, то чучелами животных, которым не посчастливилось попасть на прицел сенатору и его дружкам. Всё что

угодно, чтобы потянуть время вдали от хозяина особняка.

Время... С каждой минутой её беспокойство нарастало. Гуннар уже должен был появиться, что-то предпринять, вытащить её, но ничего не происходило. Больше всего Эйнджеле хотелось позвонить сестре, но она опасалась хоть

чем-то привлечь к себе лишнее внимание.

Коридор со звериными чучелами привел её к лестнице, ведущей вниз.

– Там подвал, госпожа, – вежливо уведомил её водитель Хорхе, бесшумно возникший рядом. – Хотите взглянуть?

– Если можно, – не стала упускать возможность продлить экскурсию Эйнджела.

– Следуйте за мной, госпожа, – и Хорхе первым спустился вниз.

Щёлкнув старомодным замком, он распахнул перед девушкой дверь, приглашая войти.

Спустившись с лестницы, эмпат замерла, не в силах сделать больше ни шага.

Подвал напоминал гибрид средневековых пыточных с логовом маньяка, как их любят изображать киношники.

Каменный мешок без единого оконца с проложенными по полу желобами для стока крови и свисающими с потолка

цепями, на которых зловеще поблескивали крюки для подвешивания туш. В этой средневековой обстановке

совершенно неуместно смотрелся современный ленточный транспортёр с мясорубкой в конце ленты. Он стоял у

дальней стены, словно осознавая свою чужеродность, и робко помигивал оттуда огоньком панели управления.

К горлу Эйнджелы подкатил ком. Перед глазами встал особый отсек на “Иллюзии” с такими же крюками для

подвешивания рабов. И человек с перчаткой, каждый из пальцев которой венчал маленький острый нож.

– Здесь освежёвывают и разделывают добычу, – без нужды объяснил Хорхе тоном заправского гида.

Отойдя к стоящему в сторонке стеллажу, водитель указал на ассортимент жутковато выглядящих инструментов, разложенных на полках.

– Вот этими штуками, госпожа.

Эмпат вдавила ногти в ладони, как всегда, когда старалась сдержать рвотный позыв. Собственная боль действовала

отрезвляюще, помогала отделить настоящее от прошлого, а свою боль от чужой. Эмпат давила и давила, пока тошнота

не отступила, а страх утратил парализующий эффект.

Сверху раздались шаги. Эйнджела почувствовала чужую недоверчивую радость раньше, чем увидела сенатора.

– Кажется, я вспомнил, где вас видел, – с дружелюбной улыбкой сообщил он.

Не в силах ни ответить, ни шевельнуться, эмпат бессильно смотрела, как сенатор приближается к ней и с

сочувственным выражением на лице смыкает пальцы на её руке.

– Что с вашей ладонью? – спросил он, разглядывая следы ногтей на её коже.

Нужно было ответить что-то вразумительное, но Эйнджела смотрела на старого мучителя, как кролик на удава.

– Позволите? – спросил Шарон и, не дожидаясь разрешения, сорвал скрывающую лицо девушки материю.

Пару секунд он вглядывался в её лицо, а затем расплылся в широкой улыбке.

– Надо же, как тесен мир. А я и не надеялся на новую встречу.

– Вы знакомы? – из-за спины сенатора показался полковник Бана.

Судя по бокалу с тёмно-бордовой жидкостью в одной руке и бутылке – в другой, полковник старательно

компенсировал недобранное на маскараде.

– И довольно давно, – пояснил сенатор и к полному обалдению друга одним движением швырнул оцепеневшую

Эйнджелу на каменный пол. – Ты, кстати, тоже должен её помнить.

– Да? – глуповато помаргивая, удивился полковник.

В три глотка опустошив бокал, Бана наклонился к девушке, пристально вглядываясь в её лицо.

– Нет, – наконец заявил он, выпрямляясь. – Я её точно не знаю. Ты что-то путаешь, старина.

– Исключительная память на лица и голоса – мой хлеб, – сообщил сенатор, неспешно обходя сжавшуюся на полу

девушку. – Я никак не мог вспомнить, откуда её знаю. Меня всегда беспокоит подобное. Кто знает, может, это излишне

ловкая журналистка, которую я видел на одном из интервью? Потому и присматривал за ней через систему

видеонаблюдения.

– Так вот куда ты пялился весь разговор!

– Честно говоря, я ожидал, что она начнёт вынюхивать и рыться в бумагах, но она вела себя, как обычная гостья. Пока

не вошла сюда.

Он поднял руку и весело качнул один из крюков.

– То, как она одеревенела, как смотрела, как сжала кулак... Это я видел так много раз, что просто не мог забыть. Да, Диана? Или Селена?