Когда-то, давным-давно

Она взглянула на Удо, и в этом взгляде было столько восхищения, юмора, призыва и я не знаю, чего еще, но только у того разом вылетело все из головы и он мог только взирать на нее с изумлением и восторгом.

Несомненно, само ее появление было тонко рассчитанным шагом. Никогда не знаешь, как поведет себя женщина, подобная Бельвейн, но, мне кажется, она намеренно старалась казаться попроще в последнее время, чтобы потом явиться во всеоружии своей красоты. Положение дел действительно складывалось не в ее пользу: принц снова стал человеком, и именно на человека, мужчину, был рассчитан ее новый удар.

А Удо именно сейчас являл собой самую легкую добычу. То обстоятельство, что он снова стал привлекательным для женщин, заслонило в его глазах все остальное. Стать привлекательным в глазах Гиацинты было бы вполне достаточно для любого, но Удо ощущал какую-то неловкость. Он не мог забыть, что принцессе приходилось его жалеть, а быть объектом жалости - не самое достойное положение для мужчины. Другое дело - Бельвейн.

Тем временем Гиацинта полностью овладела собой.

- Довольно, графиня, - проговорила она твердо. - Мы не забыли ваших происков, мы не забыли вашего нападения на принца Удо. Я приказываю вам оставаться во дворце до тех пор, пока мы не решим, что с вами делать.

Бельвейн кротко опустила глаза.

- Повинуюсь приказаниям вашего высочества. Когда я понадоблюсь вашему высочеству, вы найдете меня в саду.

Она бросила еще один мимолетный взгляд на принца и удалилась.

- Я ее просто ненавижу, - сказала Гиацинта. - Что мы с ней сделаем?

- Я думаю, сначала мне следует поговорить с ней самому. Не сомневаюсь, мне удастся вытянуть из нее подробности заговора. В нем могут быть замешаны знатные люди, и в этом случае необходимо действовать с особой осторожностью. С другой стороны, может быть, она просто ошибалась...

- Вы считаете, что она просто ошибалась, когда превращала вас в...

Удо поспешно поднял руку.

- Я это отлично помню. Будьте уверены, она свое получит. Покажите мне дорогу в ее сад.

Гиацинта уже не знала, что и думать о своем госте. Когда она впервые увидела его в человеческом облике, контраст с прежней внешностью был столь разителен, что он показался ей почти тем самым принцем из ее снов. Но каждая следующая минута приносила разочарование: лицо слишком тяжелое, манеры слишком напыщенные, а в недалеком будущем он наверняка растолстеет.

Более того, он вел себя излишне самоуверенно. Принцесса, конечно, нуждалась в его помощи, но не до такой степени, чтобы он хозяйничал в доме, как вздумается.

А Удо, предчувствуя увлекательный день, направился в сад графини. Он уже бывал здесь раньше, но сейчас сад показался ему намного красивее, а женщина, вновь ожидавшая его появления, гораздо более привлекательной.

Бельвейн подвинулась, освободив место на скамье.

- Я всегда сочиняю в саду. Не знаю, как ваше высочество относится к поэзии...

- Чрезвычайно, - ответил Удо. - Сам я, правда, не пишу и не особенно много читал, но я от всего сердца восхищаюсь теми, кто... ээ... ею восхищается. Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о поэзии, графиня.

- Не для того? - удивилась графиня. - Но вашему высочеству, без сомнения, знакомы произведения Сахарино - величайшего из бардов Арабии.

- Сахарино... Как же, как же. Кровь за что-то, он, кто кто-то. Я хочу сказать, что это действительно прелестно. Но я должен побеседовать с вами о другом.

Кровь за кровь, и острый меч на крепкий щит.

Моя песня для того, кто ночью вскачь во мглу летит...

мягким голосом процитировала графиня. - Это, возможно, самая драгоценная из жемчужин его творчества.

- Это оно! - восторженно вскричал Удо. - Я это знал! Я знал, только не мог... - Он внезапно оборвал сам себя, вспомнив, при каких обстоятельствах он не мог. Удо внушительно откашлялся и в третий раз объяснил, что целью его прихода отнюдь не являлась беседа о поэзии.

- Но мне кажется, что самая прекрасная его вещь - перебила графиня, спокойно пропуская его слова мимо ушей, - это ода к вашему высочеству на день совершеннолетия. Сейчас, минутку...

Неукротимый и прекрасный Принц восемнадцати годов

Отныне - это видно ясно - к великим подвигам готов.

А взор его и светел и суров,

Его краса и мужество в расцвете.

А ведь всего лишь восемнадцать лет назад

(По крайней мере, все так говорят)

Его еще и не было на свете.

Удо изобразил некоторое смущение и сказал, что эти придворные поэты ужасные льстецы.

Если он рассчитывал на комплимент, то ошибся.

- Я не могу судить об этом, пока не узнаю вас как следует, - серьезно проговорила графиня, глядя ему в глаза. - А ваше высочество действительно такой... неукротимый?

- Я... ну, я... то есть... - Он неловко заерзал на скамье, чувствуя себя все менее неукротимым. Ему сразу следовало понять, что на такой вопрос лучше и не пытаться отвечать.

- Но ваше высочество не должны быть слишком уж неукротимы в отношении нас, бедных евралийцев...

Тут ему опять пришлось сказать, что он пришел для решительного объяснения и что графиня неверно оценила его намерения.