— Всего-навсего несколько проектов на рассмотрение Вашего Величества — ах, как глупо с моей стороны, — я хотела сказать «Вашего Высочества». Может быть, конечно, они и не заслужат одобрения Вашего Высочества, но если вы сочтете их достойными… словом, я на всякий случай изложила их в письменном виде. — И она стала разворачивать один за другим листы пергамента, сияющие всеми цветами радуги.
— Как красиво! — Гиацинта не могла сдержать искренний восторг.
Графиня вспыхнула от удовольствия. Она обожала цветные чернила, перья, линейки, карандаши. В ее Дневнике день недели всегда был подчеркнут красным, а самые важные слова она обычно выделяла золотом. Едва раскрыв Дневник, вы понимали, что перед вами настоящее произведение искусства.
Первый лист был озаглавлен «Проект экономии в Королевстве». («Экономия» сразу бросалась в глаза, выведенная красным.)
Следующий назывался «Проект безопасности Королевства». («Безопасность» притягивала взор, сияя небесной голубизной.)
Третий лист носил заглавие «Проект поощрения искусств и литературы в Королевстве». «Королевству» на этот раз было явно тесновато. Чутье истинного художника подсказывало графине, что заглавие обязано уместиться на одной строке, но она начала писать слишком крупными буквами, а поскольку зеленые чернила были на исходе, не могла себе позволить начать заново. Всего таких листов оказалось никак не меньше десятка.
К концу третьего принцесса заерзала в кресле.
К концу пятого ее уже не покидало ощущение, что она затесалась в королевское семейство, скорее всего, по недоразумению.
К концу седьмого она дала себе честное слово, что, если графиня на этот раз ее простит, она никогда больше не будет такой дурной девочкой.
К концу девятого она еле сдерживала слезы.
В начале десятого листа красовалось заглавие ярко-оранжевого цвета «Проект развития пластики в Королевстве».
— Да, — пролепетала Гиацинта слабым голосом, — мне кажется, это неплохая мысль.
— Я подумала, что, если Ваше Высочество одобрит эту затею, мы как раз сейчас могли бы…
Гиацинта почувствовала, что заливается краской стыда.
— Я полагаюсь на вас, графиня. По-моему, вы разбираетесь во всем этом куда лучше, чем я.
Ничего подобного она никогда не сказала бы своему отцу.
Графиня Бельвейн потворствует своим слабостям
При любой неприятности Бельвейн обращалась к любимому Дневнику, он был незаменимым источником утешения в горе. Она раскрыла огромную тетрадь и, лениво листая страницы, стала перечитывать наиболее захватывающие отрывки:
«Понедельник, первое июня. Стала плохой».
Она тяжело вздохнула в знак смирения перед необходимостью быть плохой. Роджер Кривоног искренно считает, что ей следовало вздыхать уже много лет подряд: по его мнению, плохой она родилась.
«Вторник, второе июня, —
продолжала Бельвейн. —
Сегодня осознала, что создана для того, чтобы править страной.
Среда, третье июня. Решила отстранить принцессу от власти.
Четвертое июня. Начала отстранять».
Поразительные по смелости признания в устах любой женщины, хотя бы и ставшей плохой в прошлый понедельник! Без сомнения, этот Дневник не предназначался для чужих глаз. Давайте попробуем, заглянув через плечо коварной женщины, подсмотреть что-нибудь еще из ее откровений.
«Пятница, пятое июня. Сделала…» —
о, это, пожалуй, слишком интимно… Далее следует «Основная мысль недели»:
Восхитительное нравоучение, которое пришлось бы весьма по вкусу Роджеру, только он никогда не сумел бы его так мило срифмовать. Графиня перелистнула еще несколько страниц и приготовилась запечатлеть на бумаге события вчерашнего дня.
— Вторник, двадцать третье июня, — сказала она вслух. — Так что же произошло вчера? «Приветствуемая за стенами дворца ликующей толпой…» «Ликующей»? — Она прикусила кончик пера и задумалась. Потом полистала Дневник, пока не нашла нужное место.