Когда-то был человеком

И все-таки я придумал, как выйти из положения, – это стоило мне бессонной ночи. Эффект восторженности толпы мы должны использовать для реализации своих замыслов. Мой план по своей простоте нельзя было назвать иначе как гениальным. К тому же наша малочисленность в этом случае не имела бы решающего значения.

Печатного станка у нас не было, копировального аппарата, который мог бы изготовить листовки (это подкрепило бы наши акустические усилия), – тоже. Типография исключалась, поскольку мы хотели сохранить все в тайне. Нашим единственным множительным средством была машинка для штамповки адресов. Максимальный размер напечатанного адреса был не больше сигаретной пачки. Поэтому и текст должен был быть предельно кратким. Мой план позволял это сделать.

На нашей машинке можно было изготовить только 20 оттисков с одной матрицы. Целыми ночами мы с Кристель занимались конспиративным печатанием. В то время как я прокатывал первые 20 листков, она писала следующую заготовку, и так далее, пока в конце концов не были готовы 5000 (пять тысяч) мини-листовок. Их текст был лаконичным.

«Поприветствуем шахскую чету на ее родном языке. Воскликнем же от всего сердца: «Гатель гомшо!!!» Общ. герм. – перс. дружбы».

Скажем прямо, мы собирались бессовестно злоупотребить доверчивостью толпы. Я исходил из предпосылки, что скорее всего никто из тех, кто с ликованием будет приветствовать шаха, не понимает по-персидски. А слова «Гатель гомшо!», как объяснили нам иранские друзья, означали: «Убийца, убирайся вон!»

«Поприветствуем шахскую чету на ее родном языке. Воскликнем же от всего сердца: «Гатель гомшо!!!» Общ. герм. – перс. дружбы». Скажем прямо, мы собирались бессовестно злоупотребить доверчивостью толпы. Я исходил из предпосылки, что скорее всего никто из тех, кто с ликованием будет приветствовать шаха, не понимает по-персидски. А слова «Гатель гомшо!», как объяснили нам иранские друзья, означали: «Убийца, убирайся вон!»

Дальнейшее легко было предугадать. Нам всем, прилично одетым, нужно было только смешаться с толпой ожидающих и, дружески улыбаясь, всучить бабулям эту бумажку. При появлении государственного кортежа мы планировали разделиться на группы по шесть человек и с энтузиазмом выкрикивать «Гатель гомшо!», увлекая за собой остальных. Я был готов заключить любое пари, что этот позорный титул, тысячекратно усиленный толпой, обязательно дойдет до ушей монарха-убийцы. С незапамятных времен можно положиться с гарантией на стадное чувство немецкого обывателя, когда дело доходит до славословия монархов.

Возможные контрмеры полиции не оказали бы желаемого действия, хотя бы из-за предельно короткого времени, которое, как известно, отводится для подобных визитов государственных деятелей, проходящих в ритме галопирующей свиньи. Даже если какой-нибудь подхалим придворный сумеет открыть глаза начальнику полицейского эскорта на нашу подлую выходку, возьмет ли тот на себя ответственность совершить дипломатическую бестактность и начать кричать в мегафон: «Пожалуйста, перестаньте выкрикивать эти слова, они означают: "Убийца, убирайся вон!"»? Если же полиция захочет броситься на людей, то как она отличит плевелы от зерен?

Наши шансы были отличными. План был принят единогласно. С идеологической точки зрения этот метод нельзя было назвать совсем уж безупречным, правда, мы намеревались совращать и без того уже совращенных, а создать угнетателю своего народа шоковую ситуацию сам бог велел. Застывшие, окаменевшие, как маски, лица высокой четы будут хорошо смотреться по телевидению. Все наши друзья радовались заранее.

Воскресным утром нам предстояло тронуться в путь ни свет ни заря. Был составлен план поездки. Каждый получил пакет с листовками. А на вечер в субботу все участники акции были приглашены к одному из иранцев отпраздновать в узком кругу день его рождения.

Только мы с Кристель, к нашему сожалению, не смогли принять участие в пирушке. Утром мы должны были встать раньше других. Антишахская акция по времени пересекалась еще с одной, и для нее мы хотели использовать ранние утренние часы, а в Любек выехать несколько позднее. Наша машина, на которой мы разъезжали во время гастролей, могла развивать большую скорость, так что мы легко успевали догнать остальных. Мы хотели одним ударом убить двух мух. То дело – в Ганновере – тоже нельзя было переносить, время и здесь не терпело: в воскресенье в Нижней Саксонии проходили выборы.

И здесь начинается история внутри другой истории.