Когда-то был Апрель

Не укладывалось в голове, как происходит мистическое перемещение предметов во времени. Казалось бы, что здесь особенного? Многим произведениям искусства сотни, а то и тысячи лет. Но когда человек является свидетелем замысловатого движения объекта по временной шкале, то до умопомрачения непонятно, как оно всё так ловко устроено. Кто создал мир таким? Кто этот гений?

Крымов прервал размышления путешественника по мирам.

— Тебя в машине ждёт Влад. Он отвезёт, куда пожелаешь. И ещё... Владу многое известно о Серых. Он расскажет тебе о них.

Глава 23

Глава 23. 1918 год

У конторы Ярославской Большой мануфактуры собрались активисты: человек пятнадцать. Представители новой власти, во главе с молодым комиссаром, товарищем Стружковым проводили плановую зачистку.

Поговаривали, что купцы Корзинкины — хозяева и держатели контрольного пакета акций, лично возглавили мятеж в городе, что именно они устроили саботаж, оставив без работы и денег тысячи горожан.

Товарищ Лёха Стружков не верил слухам, но ненавидел богатые семьи, где бы не находились их фабрики и заводы — хоть в Рыбинске, хоть в Ярославле, пусть даже в самой Москве.

— Проклятые Корзинкины, — выругался товарищ Стружков, поправив кобуру с револьвером, изъятым у жандарма Лопатина. Пистолет был на месте, кожаная куртка приятно скрипела. Такую кожанку носят только настоящие комиссары.

Стружкова одёрнул старший товарищ — Никита Мельник.

— Брось парень! — потянул он за рукав. — Пошли отсюда. Нет тута никаких Корзинкиных. Все давно сбежали в Варшаву.

Стружков зло сплюнул. Скривив рот, он зыркнул из-под козырька новенькой офицерской фуражки с маленькой дыркой вместо кокарды и выхватил револьвер.

— Выходи, морда буржуйская! Хлопну тебя, собака!

Лёха жаждал крови, потому что его отца, возглавлявшего ещё с 12-го года рабочую ячейку, позавчера убили.

Стреляли ночью после того, как отец вернулся с общего собрания рабочих. Громыхнуло так, что Лёха подорвался с постели и бегом на улицу, но убийц не увидел. Стружков старший хрипел в луже крови, испуская булькающие звуки. Схватив батю за плечи, сын остервенело кричал: кто стрелял? Отец медленно моргал, что-то шептал, но Лёха так ничего и не понял.

— Расходиться надо, — сказал Никита Мельник. — Пуста контора. Даже мыши сбежали. Нет тута Корзинкиных.

Мельнику было за пятьдесят. Он, конечно, поддерживал новую власть, экспроприацию и прочий передел в пользу рабочего класса, но проливать кровь бывших хозяев города, ему совсем не хотелось. Никита Мельник помнил те времена, когда ещё мальчишкой бесцельно болтался по городу, а затем пошёл работать учеником столяра — выучился и стал мастером. Платили ему хорошо. Денег хватало на всю семью. Семья у Никиты была большая: мать, отец, четверо детей — ну и жена, куда без неё.

— Поезд ограбили, — шагая рядом с Лёхой, жаловался Мельник. — Где-то под Москвой банда завелась. Мне про то ещё Лопатин рассказал: земля ему пухом. А главарь у неё у банды, значится — некий Пехота. Говорят лихой супостат, и друзья у него жуткие, хуже немца рогатого.

Стружков младший остановился и поправил фуражку.

— Работы совсем нет. Мануфактура простаивает. А рабоче-крестьянской армии нужна новая форма! — злился Лёха. — Народ недоволен. Голодают люди. А ещё эти… Корзинкины…

— Да они здесь каким боком? — заступился Мельник. — Без них дело дрянь. Лучше бы Корзинкины остались в Ярославле да наладили работу заводов. Я уже забыл, когда в цеху последний раз появлялся. Всё спорим и людей стреляем. Нельзя так. Непорядок это…

— Ладно, вечером решим на собрании, как жить дальше. Дядя Никита, собирай наших. В твоём цеху и поговорим.

***

В небольшом без окон цеху набилось человек сто. На собрании дым стоял столбом — и не потому, что снова заработали станки, а оттого что мужики курили махорку, мудро щурились, чахло кашляли и решали.

Стол поставили рядом с трибуной. За столом сидели трое: столяр Мельник, комиссар Лёха и красная активистка из женщин, двадцатилетняя Тоня Козлова.

Спорили горячо, но дельных предложений нет. Лёха клял Корзинкиных и почему-то бранил сбежавшего управляющего — англичанина с диковинной фамилией Смит; мол, негоже бросать в беде рабочих людей, а англичанин смылся вместе со всеми своими чертежами и согражданами, и кто теперь работать будет? Смита нет, Двуречного нет, Корзинкиных нет — даже расстрелять некого.

На минуту всё стихло. Вдруг в цех буквально влетел потомственный сторож, юный помощник комиссара — Женька Хромоногов.

— Товарищи! — кричал он. — Товарищи!.. к нам из Москвы прибыли настоящие большевики!

Народ оживился. Некоторые потушили цигарки. Многие привстали и, вытягивая шеи, глазели на вход в прокуренный цех. Первым шёл высоченный Милош, за ним сурово рассматривая рабочих, продвигался Беркут.