– Вот так всегда,– посетовала про себя Кира,– когда он нужен, его рядом нет.
Она вздохнула и попыталась снова сосредоточиться на работе над очередным чертежом. Толку от неё было немного, но хотя бы расшифровать обозначения она могла. Всё-таки это был язык математики её мира. Буквально через несколько секунд Кира почувствовала себя очень неуютно, словно что-то мешало ей погрузиться в изучение рисунка. Она поёрзала на стуле, пытаясь устроиться поудобнее, но лучше не стало. Похоже, помеха была не в мебели, а в чём-то другом.
– Привет, Рис,– меланхолично пропел Кейтиль, не отрываясь от чертежей.
Кира подняла глаза и наткнулась на внимательный взгляд охотника, стоявшего в дверях.
– Так вот почему мне было не по себе,– догадалась она. – Ну ещё бы, когда тебя разглядывают как слона в зоопарке. Любой будет чувствовать себя не в своей тарелке.
Рис прошёл к столу и молча уселся напротив Киры. С минуту он вслушивался в свои ощущения, а потом расслабленно откинулся на стуле.
– Думаю, на этот раз мы обойдёмся без самогона,– весело заметил он,– тем более, что наш учёный – злостный трезвенник. Давай, рассказывай, что стряслось.
Несмотря на хамоватый тон и самоуверенный вид незваного доктора, Кире вдруг сделалось легко и спокойно, словно она действительно хлебнула сивухи. Слова сами полились из её горла, выплёскивая глубоко запрятанную боль. У Кейтиля от её откровений едва не случился сердечный приступ, он ведь даже не предполагал, что его добровольная помощница только чудом осталась жива. А вот дипломированный психолог слушал Киру как бы вполуха и при этом улыбался эдак задумчиво, словно каким-то своим приятным мыслям. Когда рассказ подошёл к концу, доктор всё-таки соизволил обратить свой учёный взор на пациентку.
– Он очень тебя любил, твой бывший муж,– прокомментировал он и замолк.
Кира, ожидавшая подробного и беспристрастного анализа своего повествования или как минимум утешений, застыла с открытым ртом. Только через минуту до неё дошло, что Рис использовал глагол в прошедшем времени.
– Почему «любил»? – пробормотала она, уже понимая, каков будет ответ.
– Скорее всего, его уже нет в живых,– Рис с жалостью посмотрел на ошарашенную женщину. – Он ведь нарушил приказ, а за это бессмертного ждёт смерть.
– За то, что он не стал убивать мать своей дочери? – Кира недоверчиво покачала головой. – Что за бред?
– Орден тебя приговорил и послал бессмертного тебя убить,– спокойно пояснил Рис. – А твой Семён, вместо этого, тебя отпустил, да ещё и отдал тебе ребёнка. Так что теперь у ордена даже не осталось заложника. Они убивают и за меньшее.
– Семёна не так-то просто убить,– Кира гордо вскинула голову,– он сумеет скрыться, уж поверь.
– Верю,– легко согласился Рис,– только он не стал скрываться. Так уж их дрессируют, орденских боевиков. То, что кажется тебе и любому нормальному человеку естественным, для твоего Семёна – предательство. Бессмертные в ордене – это что-то вроде отдельной касты со своим уставом. Для них провалить задание, да ещё по собственной воле – просто за гранью добра и зла, немыслимо. Даже не сомневаюсь, что твой бывший добровольно сдался своим хозяевам, причём в тот же день. Так что его уже казнили.
– Откуда ты это взял?! – взорвалась Кира. – Что за дикие предположения?
– Это не предположения,– Рис сочувственно улыбнулся,– мне пришлось столкнуться с похожей ситуацией. Мой лучший друг был из бессмертных.
***
Магистр неприязненно оглядел грубую каменную кладку пыточного подвала и брезгливо поморщился. Он очень не любил спускаться в эти подземелья, построенные много сотен лет назад. И хотя здесь было сухо и довольно чисто, но находиться в этих стенах было некомфортно. Казалось, древние камни впитали в себя ауру страдания и боли тех несчастных, что имели неосторожность стать врагами ордена. Их было много, обречённых на мучительную смерть собственной глупостью и упрямством. Однако бессмертные оказывались в этих застенках нечасто, собственно, на памяти Ксантипы, этот был вторым.
Парень стоял между двумя вооружёнными охранниками, его руки и ноги были закованы в кандалы, но несмотря на это, Магистр ни за что бы не решился приблизиться к бессмертному, если бы не был совершенно уверен в его покорности. Два часа назад Семён сам явился к своему командиру и сознался, что нарушил приказ. Он не сделал ни единой попытки оправдаться, равнодушно позволил заковать себя и препроводить в подвал. Ксантипа не сомневался, что при желании этот парень запросто освободится от оков, раскидает охрану и сбежит. Вот только такого желания у него не наблюдалось.