— А ты им всего не говори. Нам стрельба из башенных орудий в центре города ни к чему. Нам достаточно танковые колонны пригнать и траками на бульварах полязгать. Этого, я думаю, будет довольно, чтобы остудить горячие головы. Против армии никто не пойдёт. В крайнем случае пальнёшь пару раз по Кремлю. А мы под шумок твоих «коробочек» его своими силами повяжем.
— У него охрана.
— Охрана за дверями останется. Никто своих держиморд в зал заседаний не тащит, а вы — генералы, вас никто не остановит. Зашли, навалились разом, связали и увезли в надёжное место, пока его люди не очухались.
— Если он сопротивляться станет, шум поднимет, а охрана за дверью?
— Пристрелите на месте. Может, и к лучшему. С трупом возни меньше, а итог один. Когда его нет, кого охрана защищать станет?
Жуков испытующе посмотрел на Хрущёва. Хорош заговорщик, глаза блестят возбуждённо, а нижняя губа трясётся. Спросил прямо:
— Страшно, Никита Сергеевич?
— Не страшно дуракам. Тут ведь как на краешке — можно и свалиться. Но только я верю, вернее, знаю… Всё должно получиться. Не ждёт он удара, вот именно теперь, когда считает, что всех подмял — не ждёт!.. — Хрущёв говорил горячо, размахивал руками, убеждая не столько собеседника, сколько себя. — Хватит под ним ходить, хватит трястись, как дворняги на морозе. Под Сталиным дрожали, теперь под ним. Только Лаврентий не Сталин, кишка у него тонка. Он такой же, как мы, а может, и похуже. Валить его надо немедля, пока он в силу не вошёл.
— Это общее решение?
— Что? — Хрущёв замешкался. — Коллегиальное. Кто-то, конечно, против, но большинство — за. Так что вмешиваться никто не будет. Да и побоятся поперёк боевых генералов, при оружии, сунуться. Нет там буйных, Берия последний… был.
— Не знаю, без приговора, без приказа…
— Он сам себе приговор вынес! И нам вынесет, если мы и дальше сомневаться будем. Сейчас или никогда! Не захочешь ты — другие охотники найдутся, я уже кое с кем говорил. Но тогда не обессудь, тогда тебе в Дальневосточном округе батальоном командовать, на капитанской должности.
— Можно подумать?
— Думали уже, дальше некуда. Чего я тебя, Георгий Константинович, как девицу обхаживаю? Ты боевой офицер, герой, победитель, ты Гитлеру шею свернул, так неужели с Берией не справишься? Если мы проиграем, с тобой или без тебя, он из нас души на Лубянке вытрясет и всех соучастников. И твою фамилию, в том числе, потому как ты в заговоре… Уже — в заговоре, так что в сторонке не отсидишься.
— За глотку берёшь, Никита Сергеевич?
— Не я, жизнь берёт. Всех нас. Слишком далеко всё зашло, чтобы пятиться. Тут или мы его успеем, или он нас, чуть позже, припечатает. Собирай своих генералов и командуй, как ты умеешь!.. Наше дело правое…
Телефонный звонок. Долгий, тревожный.
— Что случилось?
— Не знаю! Тут бронетраспортёры. И грузовики с армейскими номерами.
— Где?
— Напротив особняка. Всю дорогу перегородили. Несколько машин во внутренний двор въехали.
— А сам?
— Его не видно, он сюда сегодня не приезжал.
Чёрт побери!
— Держи в курсе, что там у вас происходит.
— Держу. Сейчас охрану вывели.
— Как вывели?! Кто вывел?
— Офицеры. Не МГБ. Армейские, в полевой форме, при оружии, у некоторых пэпэша. Вытащили по одному — руки за спину — и затолкали в автобус. Что нам-то делать?
— Для начала не орать! Ты что, у окна стоишь?
— Тут ори не ори — никто не услышит, так моторы ревут. Куда нам?
А куда, действительно?
— Жди, полчаса жди и никуда не суйся…
Командиры собрались в минуту. Уставились вопросительно на Петра Семёновича.
— Что смотрите, я знаю не больше вас! Особняк… Еще ничего не значит, может, это просто провокация.
— Позвони, узнай.
Пётр Семёнович набрал номер. Услышал:
— Дежурный офицер Мамонов слушает!
Голос незнакомый и какой-то уж слишком напористый.
— Мне бы майора Прохорова услышать.
— Нет его. Кто спрашивает?
— Тогда капитана Худякова.
— Отсутствует по служебным делам. Кто их ищет? Назовите свою фамилию…
Пётр Семёнович бросил трубку.
— Ну что?
— Ничего хорошего. Доверенных офицеров нет, отвечает какой-то хрен с горы, которого я первый раз…
Все затихли. Такой поворот… Считай, на полном скаку.
— Может, в приёмную позвонить?
— Может, лучше самим, своими ножками, на Лубянку прийти, здоровьем Лаврентия Павловича поинтересоваться? Нет его там. Может, уже и в живых нет.
— Тогда что? Врассыпную?
— Нельзя врассыпную. Мы трупа его не видели, может, он жив-здоров и теперь ответный удар готовит. Не свалить его так просто, у него МГБ, милиция и чего только нет. Теперь там драка, и пока не станет ясно, кто кого одолеет, нам дёргаться не следует. Если сделаем ноги, то Берия их нам потом из одного места повыдёргивает и скрепки вставит. Может, он специально подставился, чтобы врагов своих из нор выманить и разом всех прихлопнуть? Мы с вами люди маленькие, в его мозги и планы влезть не можем.
— Считаешь, он верх возьмёт?..
— Не считаю. Но предполагаю. Он не мальчик, силы имеет, какие поискать. Мы — пылинки в его хозяйстве.
— Да, представить невозможно, что кто-нибудь Берию… Что на это решатся…
— Уже решились. Поэтому мы здесь.
— Так что, сложа руки сидеть?