— Затем, что тебя не спросили! А ну как барбосы нагрянут, а ты двух слов связать не можешь, синус от косинуса отличить. Коллега, маму твою в подворотне всемером! Учи! И чтобы каждую формулу с доски протарабанить мог, как «Отче наш»! Вечером проверю!
Трудятся зэки, пыхтят за кульманами, работёнка, конечно, не пыльная, но приноровиться к ней с ходу не получается.
Вечером построение.
Белоснежно-халатный строй, развёрнутый вдоль коридора, мысочек к мысочку, грудь — вперёд, язык… понятно куда. Перед строем командир вышагивает.
— Значит, так… Тут кое-кто спрашивает: «Зачем да почему?» Объясняю для особо… одарённых. Затем, что вы, маму вашу, учёные, которые куют оружие для окончательной победы над мировым империализмом, поэтому собраны сюда с зон и крыток. А кто не хочет или не может, того держать не будем. Тому кайло в руки и тачку под ноги. Здравствуй, солнечный Магадан.
Молчит строй — не хочется в Магадан на общие, пригрелись они тут, щёчки на краснопёрых харчах наели, бока на матрасах ватных отлежали. Не жизнь — малина сладкая. Но только страшно: вдруг их кто спросит, чем они тут занимаются, и на туфте подловит?
— Мы ж ни черта не понимаем.
— Барбосы тоже! Вам понимать не нужно — трави тухлятину и глазки строй, типа, отвечаешь за базар. Если что, Башку зовите, он при науке состоял, отбрешется.
Башка точно целым НИИ рулил, чего-то там для военных клепая, с самим хозяином за ручку здоровкался, только на поверку вредителем и японским шпионом оказался, хотел тоннель в Америку прорыть и через него со всеми секретами сбежать. За что и схлопотал четвертак, ладно хоть «лоб зелёнкой» не помазали.
— Скажи им, Башка.
— Тут так… Если барбосы на исповедь потащат — крутите им пуговицу или враз засохните, а коли какие фраера в клифтах базлать станут, берите их на понт, типа, не гони пургу, начальник. Да не менжуйтесь, буром прите, эти головастики сами не рубят, о чём меж собой базарят. Лохи они, только и могут что тарахтеть. Главное, не очкуйте, не шелестите, и всё будет ништяк.
Толково всё Башка объяснил, сразу видно — учёный человек, профессор при степенях и орденах. Был.
— Тогда без базара.
Командир скомандовал:
— Слушать сюда! Работаем в две смены: первая формулы зубрит, вторая — спортзал, тир и рукопашка. Потом приём пищи, оправка и смена. Вопросы есть?
Ну какие могут быть вопросы у недавних зэков, а теперь… А кто они, собственно? Сняли их с нар, пригнали этапом в карантинный лагерь, где заставили ножички метать и по полосе препятствий зайчиками скакать, чтобы они своё боевое прошлое вспомнили, так как чуть ли не каждый в той большой, недавней, войне десантными ротами и батальонами на передке командовал, в тылы немецкие за «языками» ходил, партизанил или в немецкой разведшколе лямку тянул, как Абвер. Не мальчиков в тот лагерь собрали — головорезов, один другого краше. А после кровью повязали, статьи расстрельные навесив, чтобы они дёру не дали, и проверочки учинили, о которых вспоминать тошно. После уже в халатики переодели и сюда, в Шарашку, к кульманам определили. Зачем? То только богу и куму ведомо. Зэки про жизнь свою далеко не загадывают: сегодня жив и ладно, а завтра — будет завтра.
— Всем отбой. Караулам на периметр, дозорам по НП. Разойдись!
Чудно́е дело — они сами себя вместо вертухаев охраняют, да не просто так, а с карабинами и автоматами за плечами! Разве может такое быть?
Выходит, может. К чему только?
Кабинет, стол, стулья, портрет вождя на стене в золочёной рамочке… Но не такой кабинет, где в приёмной толпы толкутся, а рабочий, для личных встреч и приватных, с глазу на глаз, разговоров.
За столом человек в пенсне, которого в стране всякая собака знает и боится, от одного вида хвост между ног поджимая. Смотрит из-под «стекляшек» ласково, так что по коже мурашки бегают и пот по спине.
— Что скажешь, Пётр Семёнович?
— Всё сделал как приказано: подразделение передислоцировал в ближнее Подмосковье. Карантинный лагерь заполнил случайными зэками из бывших военных, которые по полосе препятствий бегают. Если со стороны смотреть — почти ничего не изменилось. На подходах на всякий случай дозоры выставил.
— Дымовую завесу поставил?
— Можно сказать, так.
— Хвост не потянул?
— Никак нет. Маршрут на три части разбил, чтобы этап не засветить. Людей гнал вслепую, кроме меня никто конечного пункта не знал. Документы подчистил — все зэки сактированы, проведены по бумагам через санчасти как умершие, похоронены в общих могилах, личные дела сданы в архив с соответствующими пометками.
— А кто не подошёл?
— «Выбраковка» зачищена на месте либо направлена в дальние лагеря особого режима, где долго не заживаются.
— А если они на блатные должности сядут?
— В сопроводительных документах сделаны пометки: использовать только на общих. Я думаю, что их уже никого нет в живых.
— Сколько человек у тебя?
— Три полных взвода.
— Не мало?