Когда рухнет плотина

До "Детского мира" было уже недалеко. Я свернул на улицу Марата, где бритоголовые ребята, перевернув лоток с порнухой, весело топтали сапогами видеокассеты и жгли костер из журналов. С хрустом лопалась пластмасса, корчились в огне сисястые красотки с глянцевых обложек. Рядом на земле мычал, задыхаясь, продавец - молодой парень, рот и нос которого были туго замотаны магнитной лентой из разбитой кассеты. И тут же по грязи ползала тетка, выхватывая чуть ли не из под ног толпы рассыпавшиеся с другого лотка апельсины и виноград. На углу, как ни странно, я в самом деле наткнулся на Эстеса, который мчался мне навстречу со стороны Преображенского собора. Он сбрил бороду, нацепил черные очки и перестал походить на самого себя, но его курчавая шевелюра все равно выдавала еврейское происхождение, и непонятно, почему он до сих пор уцелел. Видимо, громили в основном не по национальному, а по имущественному признаку, а его нарочито неказистая курточка с заплатами на локтях служила вроде маскировки.

- Скорее! - завопил он, хватая меня за руку. - К собору! Там митинг!

Он развернулся и бросился обратно. Я едва поспевал за ним, стараясь не сбиваться на бег, чтобы не спровоцировать погоню.

- До "Девятки" добрался? - крикнул я ему в спину.

- Да, был там! - отмахнулся он.

- Ну и что?

- Там такое, такое..! Но сейчас это все чепуха! Потом расскажу! Тут интереснее!

Похоже, что площадь перед собором служила центром притяжения для всех, кто находился на улице. Уже издалека сквозь треск, крики, стрельбу доносился торжествующий мегафонный голос, заставляющий вспомнить старые добрые времена парадов на Красной площади. Напротив паперти в кузове грузовика стоял сам Курбатов. Он-то и выкрикивал в рупор призывы к крови и насилию, призывая добровольцев вставать под священные знамена русской идеи.

- За Орла и порядок! - вопил он.

- За Орла и порядок! - ревели в ответ.

- Дадим отпор ворью, снова пытающемуся поставить нас на колени! Они уже здесь, они идут - трусливые наймиты мирового сионизма! Армия и воры в законе против вашей свободы! Сплотимся под священным красным знаменем! Мафия не пройдет! Смерть кремлевским бандитам!

- Господи, - прошептал я. - Он хоть сам-то понимает, что говорит?!

Площадь запрудила огромная, хотя довольно разреженная толпа, заметно сгущавшаяся к центру, где с другого грузовика в протянутые руки напирающих, беснующихся, отпихивающих друг друга людей совали винтовки, патроны, гранаты, саперные лопатки, автоматные рожки. Над морем голов колыхались алыми струями лозунги, флаги - почему-то особенно много было красных знамен с белым кругом, как на курбатовских повязках, но не со скрещенными топорами, а с силуэтом Сталина. Собственно курбатовцев было не очень много, но с каждой минутой вся толпа приобретала все больше и больше сходства с ними - те же стеклянные ненавидящие глаза, те же резкие движения, тот же отрывистый лай вместо нормальной речи. Получивших оружие кое-как строили рядами на молебен, потом сажали в скопившиеся слева от собора грузовики и куда-то увозили. На ступенях собора поп ("Отец Вассиан, настоятель", шепнул мне Эстес. - "Колоритная личность. Всех валютных проституток исповедует") поднимал крест, благословляя нестройную рать, и та выкидывала вперед руки одновременно с коротким нечленораздельным ревом, звучавшим, как грохот тысяч сапог по брусчатке. Рядом с настоятелем угрюмый дьякон, совершенно неотличимый от курбатовцев, только в рясе, высокий, с застывшим холодным лицом, мерно размахивал кадилом, из которого на передние ряды летели капли освященной воды. И над всем этим, затягивая полупрозрачной сеткой и все пять маковок с золотыми крестами, и пестро раскрашенную колокольню, с которой поверх площади несся исступленный, сумасшедший трезвон, косыми линями сыпал снег.

Неподалеку от Курбатова крутились телевизионщики - деловито, без особой суеты они снимали выступление лидера национал-радикалов и все происходящее на площади. Похоже было, что Курбатова их присутствие не только не раздражает, а наоборот, они находятся под его покровительством: рядом с оператором стояли двое молодчиков с нарукавными повязками, явно выполняя функцию охранников.

- Это не Бричковский там выслуживается перед новой властью? - спросил я у Эстеса.

- Нет. Бричковский собирался снимать ввод войск. Он сейчас где-то на Стрелке.

Но совершенно неожиданно наш разговор приобрел эффект заклинания, правда, удавшегося лишь частично. За нашей спиной скрипнули тормоза, и меня окликнул знакомый голос:

- Виталий! И вы тут?!

Я обернулся. За моей спиной остановился глянцевый "Ниссан-Патрол". С высокого сиденья через открытую дверь на меня глядел Бричковский-старший. Под расстегнутым пальто на нем был дорогой костюм с белейшей рубашкой и модным галстуком, на ногах - блестящие штиблеты. Позади него на правом сиденье маячила шикарная блондинка с ярко-красными губами на надменном лице и длинными ногами, обтянутыми чулками. Одним словом - плейбой-джентльмен, неизвестно как затесавшийся в самую гущу кровавых беспорядков в глубине сибирских просторов.