Мозг Миланы заработал на предельной скорости, чтобы уяснить смысл фразы. Девушка видела Олега на обложке журнала, узнала, где тот работает, и догадалась, что она работает с ним. Это понятно.
— А откуда вы знаете про Олега?
— Неважно, — отмахнулась девушка. — Важно другое… Ты, наверное, надеешься поиметь деньги его отца?
— Какие деньги и чьего отца?
— Дурой-то не прикидывайся. Как будто не знаешь, что Лешин папашка бешено богат? Так вот, не надейся. Там тебе ничего не светит. Его папашка еще больший придурок, чем богат. Он вам не даст ни копейки, а Лешке всю плешь проест, пока тот тебя не бросит.
Господи, только этого ей не хватало! Какой еще отец, какие деньги? С чего она вообще взяла, что ей нужен Алексей или, не дай бог, деньги его отца? Милана так устала от закулисных интриг и подлости, что не смогла даже разозлиться.
— Пропустите меня, пожалуйста, — попросила она. — Я очень устала и хочу домой.
— Да, ради бога! — Девушка посторонилась. — Только потом не говори, что я тебя не предупреждала, — крикнула она вслед.
Милана села в машину, завела ее и уткнулась лбом в руль. Почему все складывается так паршиво? События этого дня настолько отравили настроение, что вчерашний день, с приятными воспоминаниями, напрочь стерся из памяти.
Глава 14
Утром позвонил отец. Как обычно сделал это рано. Алексея разбудило мелодичное пиликанье, когда на часах большая стрелка только начала восьмой круг. Отец не считался со спецификой работы сына. Его не волновало, что длится она по двенадцать часов в сутки с двумя выходными в неделю. Да он, скорее всего, даже и не помнил об этом и уж точно никогда не задумывался. Звонил, когда ему удобно, зная, что в это время точно застанет сына дома. И если по началу Алексей еще пытался намекнуть отцу на бестактность, то потом махнул рукой, понимая всю бесполезность этой затеи. И дело ведь не графике работы, на который он добровольно согласился. Даже если бы он работал двое суток через двое, все равно просыпался бы не раньше десяти часов, как привык уже делать за многие годы. Суть не в этом, а в том, что организм отца просыпался гораздо раньше, а порой и не ложился спать всю ночь. И на остальных ему было плевать. Больше всего в жизни отец ценил собственный комфорт. Вот и сейчас Алексей не удивился раннему звонку. Лишь обреченно вздохнул, потирая глаза, и снял трубку.
— Привет, сын! Что нового? — Отец почти всегда начинал разговор именно так.
— Привет, пап! Новостей практически никаких, — почти всегда одинаково отвечал Алексей.
Вежливо, отстраненно и одинаково холодно, словно между ними пролегала не какая-то пара сотен километров, а бескрайний океан.
Алексей представил отца в кресле, возле журнального столика, с сигарой и за чашкой утреннего кофе. Эту ритуальную позу он хорошо знал с детства. Отец никогда не изменял своим привычкам. Он не курил, но обожал запах дыма сигары по утрам. Любил его и Алексей, как запах детства. В это время отец настраивался на положительный лад. Если сыну нужно было попросить его о чем-то, то лучшего момента не существовало.
— Твое «практически» обнадеживает. Значит, новости все-таки есть?
Алексей уже окончательно проснулся и отправился с трубкой на кухню, за своим утренним кофе. Эту любовь он унаследовал от отца, а может, просто перенял привычку, как младший у старшего, на которого принято ровняться. Только вот с последним возникли проблемы — с некоторых пор сын старался делать буквально все не так, как отец. Меньше всего он хотел на него ровняться.
— Вчера был у мамы. Она передавала тебе привет.
Повисла небольшая пауза, во время которой Алексей наполнил и включил чайник.
— Как она? — спросил отец.
— По-моему отлично!
Отец с матерью вот уже почти десять лет, как развелись. Мать сразу же уехала в Москву, и за это время они ни разу не виделись. Алексей оставался с отцом до окончания института, а потом тоже уехал.
Он помнил, как ссорились родители. Ни криков, ни слез, как стандартных атрибутов ссоры, не было. Пара резких фраз, брошенных друг другу, и все. А потом наступало время холодной войны, которое Алексей считал самым страшным, даже страшнее смой ссоры. Родители неделями не разговаривали. В такие периоды отец задерживался на работе, а мама старательно делала вид, что ничего не происходит. Ни один из них не срывал плохого настроения на сыне. Но маленький Алексей страдал, потому что квартира превращалась в военный полигон, где оружием служило молчание, пока не наступало временное перемирие.
По мере взросления сына ссоры участились. Периоды игры в молчанку удлинились. Детская реакция тоже осталась в прошлом, а может притупилась с годами, переросла в привычку. Став взрослым, в такие дни Алексей старался уходить из дому, чтобы вернуться уже поздно, когда родители спят. Видеть их равнодушные лица порой становилось невыносимо.
Алексей на всю жизнь запомнил разговор с матерью, когда ему было лет десять.