Когда проснется Марс

Гордость расы висит над пропастью недвижимо. Зубы блестят иглами.

Глаза Бел Шаи тоже блестят, ловят свет восходящей над городом Некро. Лицо белое, как мраморные колонны храма.

– Мы миролюбивы, – говорит он. – Но если нам приходится воевать, мы отправляем в бой не живых имманес, а мертвых. Умирая, каждый из нас знает, что послужит на благо общества и своих потомков.

Он ведет ладонью по стеклу. Инферио следят за движением носами.

Стекло кажется слишком хрупким.

– Согласись, это весьма разумно и удобно.

Живые имманес не гибнут на поле боя, не становятся калеками. А инферио уже все равно. Они не чувствуют боли, почти неуязвимы, живут столетиями.

Малая это помнит, вот только откуда?

Она смотрит на сплетение черных рук и ног. На одинаковые морды. Эти вот могут быть ее предками. Или предками Шаи. Жуткие они. С одной стороны использовать мертвых и правда разумно. Но с другой стороны это кажется… неправильным. Отталкивающим.

Имманес – другая раса, об этом стоит помнить. С другими понятиями о морали и чувстве долга. Они построили идеальное общество без тюрем и нищеты. И номер, выросшая в грязи под мостом, не вправе их осуждать.

– Непривычно? – Бел Шаи словно читает ее мысли. На миг склоняется к Малой, и она чувствует его дыхание на своем лице. Солоноватое, как вода, которую наливают после обеда. – Для некоторых инферио – это спасение. Некоторым лучше завершать цикл раньше остальных.

По ту сторону шевелятся тела.

Блестящие.

Трутся друг о друга.

Черви на могиле.

– Они умеют думать? – Первое, что приходит в голову.

Шаи качает головой.

– У них свое моносознание. Поодиночке они беспомощны, совсем как дети.

Выражение его лица неуловимо меняется, становится хищным. Он смотрит на инферио. Инферио смотрит на него. Раз-раз, трепещут обрывки ноздрей. Раз.

Раз.

Мертвец поворачивает голову к Малой. Ее отражение в хитиновой пластине.

Он чувствует ее. Малая знает – он ее чуствует.

– Кто ими управляет?

– Ими не управляют. О них заботятся.

Шаи качает головой, вновь улыбается, и Малая чувствует легкую досаду. Он всегда над ней смеется, будто она – дикарка. Но она же не дикарка! Откуда ей знать такие вещи, если она впервые на Мармаросе?

– Об инферио заботятся бел агии. Только мы с тобой, моя дорогая, и только при помощи «нити». Смотри.

Он снова касается висков, и черная лапа инферио проламывает стекло.

Хватает Малую за горло.

Притягивает к себе.

Осколки режут лоб и щеки. Кровь заливает глаза. Непереносимая боль ослепляет, как вспышка. Инферио сопит, его морда рядом, зубы-иглы впиваются в шею.