У Судхи вошло в привычку проводить на проборе красную полосу, как это делают обычно замужние женщины, и ставить на лбу красное пятнышко — знак супружества. Но никто и слыхом не слыхал о ее свадьбе, никто не видел ее мужа. Знали одно: у Судхи кто-то есть, с кем она проводит вечера. И люди говорили — говорили повсюду, — что, кто бы ни был этот человек, у него, как видно, была серьезная причина не играть свадьбы. И потому возлюбленные встречаются лишь в поздний глухой час, когда все в мире отходит ко сну, когда ничей нескромный взгляд не может нарушить тайну… В этот час, до краев наполненный дремотой, кто-то тихонько стучится в двери Судхи и молча входит… Нет, люди его не видели, но они знали, все знали. Однако Судхе об этом никто и словом не обмолвился: слишком она была солидной, независимой женщиной. А женщине, на лбу которой сияет наведенное суриком пятнышко, лишнего слова не скажешь.
Судхе исполнилось сорок. О, как запомнился ей этот вечер! Она вздумала повести Моти в Японский сад, что на Матхра-роуд. Собственно говоря, сада там никакого не оказалось, но все равно это было чудесное место. Земля окутала свой лик сумерками, будто оскорбленная женщина, закат рассыпал по краю неба рыжие кудри. Понемногу стали проступать звезды. Судхе не хотелось говорить. Молчал и Моти.
Он и теперь был так же красив, как в юности. И по-прежнему носил коричневый костюм — так хотела Судха. Казалось, поток времени и резец жизни не оставили следа на внешности Моти. Лишь седина серебрила виски, но от этого он выглядел еще красивее. В руке у него была трость — подарок Судхи в день его пятидесятилетия. Да, удивительно, просто удивительно, что Моти так сохранился! Хорош, обаятелен, благороден! Вот он взглянул на Судху, и в душе ее тотчас зазвенели колокольчики тревоги, а сердце стало биться точно так, как тогда, в их первую встречу.
— Скажи, почему ты все-таки не стала моей женой? — тихо спросил Моти.
— После того, как ты от меня отказался? Как же я могла выйти за тебя? Любить — да, но выйти замуж… Ох, да разве ты поймешь! Ведь ты все равно стал моим, с того самого дня, с нашей первой встречи. Чтобы это понять, надо быть женщиной.
Моти долго молчал, потом снова спросил:
— Но сегодня, когда тебе исполнилось сорок, ты ни о чем не жалеешь?
Судха медлила с ответом. Моти показалось, что она сдерживает слезы.
— Судха! — нежно окликнул он подругу и прикоснулся к ее плечу.
— Я думала, — отозвалась она. — Думала, что потеряла, не став твоей женой. Разве хоть один вечер мы провели вдали друг от друга? Вспомни, где только мы с тобой не побывали? Стоило мне позвать тебя — и ты бросал все дела и приходил. Если браком называется близость, то я обрела его. И за столько лет близости — ни одной ссоры. Ты всегда улыбался, всегда был только благодарен мне. Из года в год едва лишь я протягивала руку, как навстречу ей тянулась твоя рука, и жар ее проникал в каждую пору моего тела. Твои цветы были в моих волосах, твои поцелуи — на моих губах. Твоя верность — в моем сердце… Какая женщина может желать от любви большего?
С невыразимым восторгом отдала она себя рукам Моти. Их было не две — четыре, нет — шесть, восемь рук! Судха ощущала их прикосновение каждой клеточкой тела и души. Они ласкали, обнимали, прижимали ее к груди. Под этими потоками неги Судха раскрылась, точно цветок под лучами лунного света. Возле стайки мерцающих звезд и в самом деле показалась луна, выплывшая из-за густой листвы деревьев, и тотчас же лучи ее запутались в волосах Судхи, утонули в ее взоре, обласкали губы, пробились к сердцу, заструились по жилам… «Мотичур — моя горошинка! Мой сладостный!.. Я сгораю от любви к тебе!..»
…Судха открыла глаза. Истомленное лицо ее сияло радостью, на нем лежала печать горячих ласк.
Никогда не забыть Судхе того вечера, той ночи — такой прекрасной была она для них обоих, так наполнила их жизнь. Словно время и прожитые годы, луна и желание — все обрело единую орбиту. Ни одна капля страсти не пропала втуне — в тот вечер об этом и помыслить было невозможно! Разве кто-нибудь еще переживал подобные мгновения? Тот, кому выпадет на долю такое счастье, поймет, что… что ради этих-то мгновений он и жил на свете.
И для Судхи это были только мгновения. Больше они не повторились…