Когда поют сверчки

– Подожди секундочку. – Он прижал палец к губам и опустил стекло со своей стороны. Джорджия лежала на полу у него под ногами, ритмично постукивая хвостом по коврику, и Чарли на нее шикнул. Наклонив голову, он прислушивался, а когда я снова хотел запустить двигатель, он вытащил ключ зажигания из замка и положил себе на колени.

Прошла минута. Свет в комнате, где спала Энни, погас, скрипнула дверь, а еще какое-то время спустя мы услышали кашель – глубокий, хриплый кашель, который стал заметно хуже. Через пару минут Энни раскашлялась снова и никак не могла остановиться. Приступы продолжались довольно долго и следовали один за другим, и Чарли повернулся в мою сторону.

– Ты слышишь?

Я знал, о чем он, и ничего не ответил.

Покачав головой, Чарли хлопнул меня по груди ладонью.

– Я спросил: ты слышишь, как она кашляет?

Я откинулся на спинку сиденья и, глядя в темноту ночи, вздохнул.

– Да, Чарли, я слышу.

Он кивнул и протянул мне ключи.

– Надеюсь, что так. Очень надеюсь, слышишь? Ради тебя, ради этой маленькой девочки и… ради Эммы.

Глава 34

Звон бьющегося стекла заставил меня вскочить.

– Эмма?! – Я бросился на кухню, откуда донесся звук. – Эмма!!!

Я услышал шорох и сдавленный стон. Эмма в сбившейся ночной рубашке лежала на полу лицом вверх. Ее глаза были открыты, рука сжимала грудь, лицо исказила гримаса страдания и муки. Упав рядом с ней на колени, я проверил периферический пульс и пульс сонной артерии. Эмме оставалось минуты три, потом ее сердце остановится.

– Чарли! – заорал я, ринувшись на заднее крыльцо, по пути роясь в выдернутом из буфета ящике, где у нас лежали кухонные принадлежности. – Чарли, звони девять-один-один! Скорее!

Чтобы дать Эмме хоть один шанс, необходимо было снизить давление на сердце, а сделать это можно было, только удалив кровь из околосердечной сумки. В моем распоряжении имелся всего один подходящий инструмент – кулинарный шприц для мяса, который я нашел в ящике буфета. Не переставая взывать к Чарли, я схватил длинную шестидюймовую иглу толщиной с карандашный грифель и навернул на шприц. Глаза Эммы закрылись, к тому же, судя по пульсу сонной артерии, ее систолическое давление упало до 80 или меньше. То ли от боли, то ли от слабого кровенаполнения сосудов она потеряла сознание, но сейчас мне это было даже на руку: меньше всего мне хотелось, чтобы Эмма видела и помнила, что я буду делать.

Я схватил баллон с кислородом и, включив регулятор на максимум, подвел к ноздрям Эммы две трубки. Вены у нее на шее вздулись, а это означало, что кровь начинает застаиваться в организме. Еще немного, понял я, и наступит смерть мозга. Нужно было действовать, и действовать как можно быстрее, не считаясь с побочными рисками.

Я уложил Эмму на полу поровнее, так что ее руки находились над головой, потом как следует прицелился и вонзил иглу в тело своей жены. Как только острие проткнуло перикард, я вытянул поршень на себя, облегчая отток крови, затем отвинтил шприц от иглы. Из иглы тут же ударила струя темной, бедной кислородом крови, окатившая и меня, и дальнюю стену кухни. Эмма потеряла почти литр крови, прежде чем напор ослабел. Теперь кровь выплескивалась из иглы вялыми толчками – в такт ставшими регулярными сокращениям ее слабеющего сердца.

Когда давление в перикарде упало, кровь снова стала поступать в шейные артерии, и Эмма приоткрыла глаза. Это не значило, что она пришла в себя, зато я мог быть уверен в другом – в том, что мозг снова снабжается кислородом, который не даст ему умереть. Ах, если бы только я мог добраться до ее сердца и зашить отверстие в перегородке! Это дало бы нам достаточно времени, чтобы вертолет «Лайф Флайт» добрался до озера и доставил нас обоих в больницу. Там я подключил бы Эмму к аппарату искусственного кровообращения, который позволил бы мне выиграть еще часов десять-двенадцать. Не слишком много, но вполне достаточно, чтобы хотя бы попытаться найти подходящее донорское сердце. В мире случаются и не такие чудеса.

Никаких сомнений я не испытывал. То, что я сделал и что собирался сделать, я проделывал уже несколько десятков и даже сотен раз. Все, что мне было нужно, это достаточное количество физраствора, а еще – чтобы сердце Эммы продолжало биться, а легкие – хотя бы одно – продолжали дышать.

Поглядев ей в глаза, я сказал негромко:

– Эмма, я здесь, рядом! Пожалуйста, не уходи.

Она кивнула, закрыла глаза и снова отключилась.

Секунду спустя в кухню ворвался Чарли, к уху он прижимал мобильный телефон. При виде залитого кровью пола его глаза широко распахнулись, сделавшись огромными, как серебряные доллары.

– Что ты делаешь?! – вскричал он, но я его перебил:

– Эмма жива, но у нас есть не больше двух минут.

Не переставая ошеломленно озираться, Чарли крикнул оператору службы 911, что нам срочно необходим «Лайф Флайт».

Я тем временем зажал пальцем отверстие на конце иглы, остановив вытекающую кровь. Вслух же сказал – так спокойно, как только мог:

– Чарли, будь добр, принеси из багажника физраствор для капельницы и ящик с инструментами.