Когда поют сверчки

– Когда донорское сердце будет как следует упаковано, доктор Ройер сядет на тот же самолет и полетит в Атланту, где мы с тобой уже будем его ждать.

Энни судорожно сглотнула.

– А я? Что будет в это время со мной?

– Мы доставим тебя в больницу, положим в ту же самую палату, в которой ты лежала в последний раз, и дадим наркоз – настоящий, сильный наркоз. А когда через несколько часов ты проснешься, у тебя уже будет новый моторчик.

– Я же не об этом спрашиваю!..

– Не об этом? – И снова мне пришлось задуматься, что сказать дальше. – Ты веришь в Зубную фею, Энни?

Девочка отрицательно покачала головой.

– А когда-нибудь верила?

Она кивнула.

– А вот я до сих пор верю в Зубную фею. Может, и не так сильно, как раньше, но… В общем, я точно знаю, что иногда самое лучшее, что только можно себе вообразить, случается, пока ты спишь.

Энни снова посмотрела в иллюминатор, за которым со скоростью больше ста миль в час неслась ночная мгла. Прошло несколько минут, и она снова спросила:

– А ты знаешь что-нибудь об этом человеке? Ну, который умер?..

Я кивнул, и девочка напряглась в ожидании.

– Это была женщина, которая попала в страшную автомобильную аварию и серьезно повредила голову. Ее мозг погиб, и никакой надежды на то, что она когда-нибудь снова откроет глаза, не оставалось. Да, ее тело продолжало жить, но только с помощью сложных машин, какие ты наверняка видела в больнице. Без них оно бы тоже умерло в течение нескольких минут. Когда об этом узнали ее близкие, они решили, что лучший способ почтить память человека, который был им очень дорог, – это подарить его сердце кому-то, кто в нем нуждается. Например, тебе.

Энни закашлялась, да так сильно, что ее глаза от напряжения сошлись на переносице.

– А сколько ей было лет, этой женщине? – спросила она.

Давным-давно я взял за правило не сообщать реципиентам никаких сведений о донорах до тех пор, пока они не начнут поправляться после операции, но что-то в глазах Энни подсказало мне, что она спрашивает не из любопытства. Ей действительно было важно это знать – и не ради себя.

– Двадцать пять или двадцать шесть.

На протяжении нескольких секунд взгляд Энни скользил по стенам вертолетного салона – лампочкам, вентилям, переключателям, металлическим и пластиковым контейнерам с лекарствами и специальным оборудованием. Это соединение медицины и авиации, несомненно, казалось ей непривычным и странным, но она ничего не сказала. Вместо этого Энни задала следующий вопрос:

– Как ты думаешь, Риз, она… эта женщина… Она уже в раю?

Я пожал плечами.

– Этого я не знаю. Думаю, единственный, кто мог бы сказать тебе точно, это она сама.

Энни задумчиво нахмурилась и потерла золотой сандалик на шее, а затем принялась рассматривать окружавшее ее оборудование – медицинское, авиационное и спасательное. Ее пульс слегка участился, но цвет лица оставался нормальным, да и дыхание, хоть и затрудненное, оставалось глубоким и ровным. Ее взгляд снова остановился на мне.

– Риз?..

– Да?..

В наш разговор внезапно вклинился Стив:

– Джонни?..

Я поднял голову. Дверь пилотской кабины была открыта, и я увидел впереди огни Атланты.

– Ройер звонит из Техаса. Соединяю…

Я кивнул, прекрасно зная, что Стив отключил наушники Энни и Синди и что Ройера услышу только я.

В наушниках щелкнуло, захрипело и раздался голос партнера.

– Джонни?..

– Слышу тебя. Рассказывай…

– Мы только недавно приземлились, но я успел на нее взглянуть. Ей прекратили колоть дофамин, но давление пока не снижается. Электрокардиограмма выглядит неплохо, частота сердечных сокращений в норме, сердечная мышца, похоже, не пострадала, хотя точнее я смогу сказать, только когда вскрою грудину. На рентгене, во всяком случае, никаких признаков контузии сердца я не заметил. Легкие не коллапсированы, воспаления нет. Девять шансов из десяти, что это сердце нам подойдет.

Я тут же внес кое-какие коррективы в свой мысленный план, а вслух сказал:

– Позвони, когда будешь знать точно.

– Обязательно.

Ройер дал отбой и, как я подозревал, вернулся в операционную, где другие врачи проводили исследования, пытаясь выяснить, насколько пригодны для использования другие органы и ткани погибшей женщины. Порядок изъятия донорских органов, кстати, установлен раз и навсегда, и определяется физиологическими и морфологическими особенностями последних, а отнюдь не нуждами пациентов. Первым всегда изымается сердце, затем наступает черед печени, почек, роговицы глаза, костного вещества, кожи и других тканей. Таким образом, мы могли быть уверены, что никто не прикоснется к телу до тех пор, пока Ройер не прибудет в Техас и не закончит свою работу.

Энни снова сжала мои пальцы, и я мысленно перенесся из Техаса намного восточнее – в вертолет, который стремительно приближался к Атланте.

– Риз?..

– Что?

– Ты только не волнуйся, ладно?

– Не буду. – Я кивнул и стал смотреть поверх плеча Стива на приближающиеся огни.

– Риз!.. – Энни снова потянула меня за руку, заставляя наклониться. Теперь ее лицо было совсем рядом.

– Не волнуйся, – повторила она.

– Ладно. – Я высвободил руку и сделал вид, будто в данный момент мне очень важно смотреть вперед.