Когда пируют львы. И грянул гром

Снова они появились в усадьбе Лайон-Коп через три месяца, по пути забрав Сторму у мадам Голдберг. За время путешествия Шон сильно поправился, и оба они имели самодовольно-благодушный вид, который бывает только на лицах счастливых пар, благополучно вернувшихся домой после медового месяца. Вся веранда и дворовые постройки заполнились коробками и прочей тарой со свадебными подарками, мебелью и коврами, принадлежащими Руфи, а также дополнительным гарнитуром и множеством других вещей, которые они прикупили в Дурбане. Руфь, которой умело помогала Ада, радостно бросилась распаковывать коробки и ящики и переносить все в дом. Шон тем временем совершал объезд своего хозяйства, очень интересуясь, в какой степени оно пострадало от его отсутствия; в конце своей инспекции его охватило смутное чувство, что его одурачили: оказалось, что Майкл прекрасно справлялся и без него. Плантации содержались в образцовом порядке и были очищены от подлеска; обширный черный шрам, нанесенный пожаром, почти полностью изгладился, и вместо него там поднимались ряды новых саженцев. А в результате внедрения Майклом, который предварительно проконсультировался с экономистом, новой поощрительной системы оплаты труда продуктивность труда работников возросла вдвое. Шон прочел Майклу лекцию о том, что «нечего, черт возьми, слишком умничать» и «прежде чем бегать, сначала надо научиться ходить», однако завершил ее несколькими словами похвалы.

Ободренный похвалой Майкл как-то вечерком зашел к Шону в кабинет, где тот сидел в одиночестве. Шон пребывал в состоянии глубокого удовлетворения после ужина, переваривая огромный кусок жареного филе. Он с удовольствием думал о том, что Руфь наконец позволила ему удочерить Сторму, фамилия которой теперь будет не Фридман, а Кортни, а также о том, что Руфь уже поджидает его в необъятной двуспальной кровати и совсем скоро, покончив со своим бренди и вручную скатанной гаванской сигарой, он присоединится к ней.

– А-а-а, Майкл! Заходи, садись. Выпей со мной бренди, – сердечно приветствовал его Шон.

Майкл чуть ли не с вызывающим видом прошел по персидскому ковру к столу и положил перед Шоном толстую пачку бумаг.

– Что это такое? – улыбаясь, спросил Шон.

– А ты почитай и тогда поймешь, – ответил Майкл и отступил к креслу, стоящему в другом конце комнаты.

Продолжая улыбаться, Шон прочитал заголовок на верхнем листе:

– «Предварительная смета и общие наметки плана завода по производству дубильной кислоты. Ферма Лайон-Коп».

Улыбка на лице Шона завяла. Он перевернул страницу и, по мере того как читал дальше, начал хмуриться, а потом и вовсе помрачнел. Закончив чтение, он снова прикурил погасшую сигару и минут пять сидел молча, пытаясь прийти в себя от потрясения.

– Кто тебя надоумил на это?

– Никто.

– И где ты собираешься продавать свою вытяжку?

– Страница пять. Там перечислены рынки сбыта, а также рыночные цены за последние десять лет.

– Такому заводу потребуется двадцать тысяч тонн коры в год. Если мы засадим акацией каждый фут Лайон-Коп и Махобос-Клуф, то едва наберем и половину.

– Остальное купим на новых фермах в долине. Мы предложим более выгодные, чем Джексон, цены, сэкономив на транспортировке в Питермарицбург.

– Кто станет управлять заводом?

– Я. Ведь я инженер.

– Только на бумаге, – проворчал Шон. – А где возьмем воду?

– Перегородим перед водопадом Бабуинов ручей.

В течение часа Шон тыкал в разные точки этого проекта, ища в нем слабое место. И по мере того как Майкл спокойно отвечал на каждый его вопрос, возбуждение Шона росло.

– Ладно, – прорычал он. – С домашней работой ты справился. А теперь ответь мне на такой вопрос. Где ты, черт подери, предлагаешь достать семьдесят тысяч фунтов стерлингов на все это удовольствие?

Майкл закрыл глаза, словно погрузившись в молитву, и крепко сжал челюсти. Шон вдруг удивленно подумал: почему он прежде не замечал в его лице этой силы, этой упрямой, почти фанатичной решимости. Майкл снова открыл глаза и тихо сказал:

– Заем в двадцать пять тысяч под фермы Лайон-Коп и Махобос-Клуф, нотариально заверенное обязательство на завод на такую же сумму и выпуск акций на остальную сумму.

Услышав такое, Шон выскочил из-за стола.

– Нет! – взревел он.

– Почему? – спокойно и рассудительно спросил Майкл.

– Да потому, что я полжизни провел в должниках! – заорал Шон, срывая горло. – Потому что сейчас я наконец никому ничего не должен и хочу таким оставаться. Потому что я знаю, каково это – иметь денег меньше, чем требуется, и это чувство мне очень не нравится. Потому что сейчас я вполне доволен своим положением и мне очень не хочется хватать еще одного льва за хвост и ждать, когда он развернется и вышибет к черту из меня дух. – Он остановился, тяжело дыша, помолчал. – Потому что тебе принадлежит какое-то количество денег, – снова закричал Шон, – но главное не это, а главное, что ты сам принадлежишь этим деньгам! И еще потому, что я не хочу больше быть таким богатым!