…Это довольно смешно — писать тебе письмо. Но после стольких месяцев, проведенных на Востоке, мои представления о смерти и загробной жизни претерпели такие изменения, что преподобный Маклиш, прослышь он об этом, стал бы биться в припадке. Я так далеко от Англии, что можно делать вид, что ты все еще жив и можешь получить это письмо точно так же, как получал мои письма из Франции. Но порой кто-нибудь окликает меня по имени, и мне приходится вспоминать, что я теперь Килмартин, а ты пребываешь в местах, куда не доходит королевская почта.
Не то чтобы ему нравилось вести себя как осел, думал Майкл, сидя в своем клубе и медленно покачивая бренди в бокале, но в последнее время он все время вел себя именно так — по крайней мере когда Франческа была поблизости.
Ну хоть вот на этом балу в честь дня рождения ее матери — она была так счастлива за него, так довольна, что он промолвил слово «любовь» в ее присутствии, а он взял и оборвал ее.
Потому что прекрасно знал, какое направление примут ее мысли, знал, что она уже торопится забежать вперед и выбрать для него идеальную женщину, в то время как истина-то заключалась в том…
Истина была такой жалкой, что и словами не выразишь.
Но он извинился, и, хотя мог бы сейчас поклясться чем угодно, что никогда больше не позволит себе подобной резкости, не исключено, что в будущем ему еще придется извиняться не раз, и Франческа скорее всего припишет это неуравновешенности его характера, невзирая на то что он всегда был примерно добродушен и уравновешен при жизни Джона.
Он залпом допил бренди. Да пропади все пропадом!
Что ж, скоро со всей этой чепухой будет покончено. Она подыщет себе кого-нибудь, выйдет за этого парня замуж и съедет из Килмартин-Хауса. Они, разумеется, останутся друзьями — не тот Франческа человек, чтобы рассчитывать на что-то иное, — но он перестанет видеть ее каждый день за завтраком. Он будет видеть ее даже реже, чем до смерти Джона. Новый муж не позволит ей проводить так много времени в обществе другого мужчины, пусть и двоюродного брата ее бывшего мужа.
— Стерлинг! — раздался вдруг чей-то голос, и сразу последовало неловкое покашливание, которым всегда предварялись слова: — То есть я хочу сказать — Килмартин. Извини.
Майкл поднял голову и увидел сэра Джеффри Фаулера, давнего своего знакомца еще по Кембриджу.
— Ничего, — отозвался Майкл, указывая на кресло напротив.
— Замечательно видеть тебя снова, — заговорил сэр Джеффри, усаживаясь. — Надеюсь, путешествие было благополучным?
Они обменялись еще парой общепринятых любезностей, а затем сэр Джеффри перешел к делу.
— Насколько я понял, леди Килмартин присматривает себе нового мужа, — сказал он.
Майкл почувствовал себя так, словно его ударили под дых. Он вовсе не забыл про ужасную выставку цветов в его гостиной, но слышать это заявление из уст постороннего было омерзительно.
Да еще постороннего, который был молод, недурен собой и явно подыскивал себе невесту.
— Э-э… да, — выдавил наконец Майкл. — Кажется, действительно подыскивает.
— Великолепно. — Сэр Джеффри даже руки потер в предвкушении, чем вызвал у Майкла непреодолимое желание залепить приятелю оплеуху. Но он только заметил брюзгливо:
— Ей есть из чего выбирать.
Но сэра Джеффри, похоже, это нисколько не волновало.
— Ты дашь ей приданое?
— Что? — рявкнул Майкл. Боже правый! Ведь он теперь ее ближайший родственник! Вероятно, ему еще придется и передавать ее жениху во время венчания.
О, черт!
— Так дашь? — гнул свое сэр Джеффри.
— Разумеется, — отрезал Майкл.
Сэр Джеффри от удовольствия причмокнул.
— Ее брат также намерен дать за ней приданое.
— Стерлинги сами позаботятся о леди Килмартин, — чопорно сказал Майкл.
— И Бриджертоны, кажется, тоже, — пожал плечами сэр Джеффри.
Майкл заскрежетал зубами.
— Ну что ты дуешься? — заметил сэр Джеффри. — С двойным приданым тебе удастся сбыть ее с рук в один момент. Тебе ж наверняка не терпится избавиться от этакой обузы.
Майкл склонил голову, прикидывая, с какой стороны было бы ловчее вмазать сэру Джеффри по носу.