Когда Ницше плакал

«Йозеф, это безумие! — Матильда перешла на крик, глаза ее были широко распахнуты от ужаса. — Что с тобой случилось? С каких это пор ты говоришь о твоей жизни и моей жизни? У нас одна жизнь на двоих; мы заключили соглашение соединить наши жизни».

«Но как я мог дать что-то, если это не было моим?»

«Я перестаю тебя понимать. „Свобода“, „найти себя“, „так и не довелось пожить“ — твои слова для меня бессмысленны. Что происходит с тобой, Йозеф? Что происходит с нами?» — Матильда не могла больше говорить. Она зажала рот кулаками, отвернулась и разрыдалась.

Брейер видел, как она дрожит. Он подошел поближе. Она едва могла дышать, уткнувшись головой в диванный подлокотник, слезы падали в ладони, грудь содрогалась от рыданий. Пытаясь успокоить ее, Брейер положил руку ей на плечо — только для того, чтобы увидеть, как она с отвращением отшатывается. Именно тогда, в тот самый момент он вдруг четко осознал, что подошел к развилке своей жизни. Он отвернулся, отошел от толпы. Он порвал со своей прежней жизнью. Плечо его жены, ее спина, ее грудь больше не принадлежали ему; он отказался от права касаться ее, и теперь ему придется встретиться с этим миром без живого щита ее плоти.

«Будет лучше, если я уйду прямо сейчас, Матильда. Я не могу сказать тебе, куда я пойду. Будет лучше, если я и сам не буду об этом знать. Я введу Макса в курс всех дел. Я все оставляю тебе, не забираю ничего, кроме некоторой одежды и чемоданчика; денег я беру ровно столько, чтобы не умереть от голода».

Матильда все еще плакала. Она, казалось, просто не могла реагировать на его слова. Слышала ли она его вообще?

«Когда я буду знать, где остановлюсь, я дам тебе знать».

Нет ответа.

«Я должен идти. Я должен изменить свою жизнь, если я хочу взять ее под контроль. Я думаю, что когда я сам смогу выбирать свою судьбу, нам обоим будет лучше. Может, я выберу эту самую жизнь, но это должен быть выбор, мой выбор».

Плачущая Матильда так и не ответила. Ошеломленный Брейер вышел из комнаты.

Весь этот разговор был жестокой ошибкой, думал он, закрывая голубиные клетки и возвращая их на полку в лаборатории. Оставалась только одна клетка, птицы в которой не могли летать после хирургических экспериментов, которые лишили их равновесия. Он знал, что ему придется убить их перед уходом, но он больше не хотел брать на себя ответственность ни за кого и ни за что. Так что он сменил им воду, насыпал корма и оставил на произвол судьбы.

«Нет, мне ни в коем случае не надо было рассказывать ей про свободу, выбор, ловушки, судьбу и поиск себя. Как она могла понять меня? Я сам едва себя понимаю. Когда Фридрих впервые заговорил со мной на этом языке, я не мог понять его. Лучше бы он нашел другие слова, например „небольшой отдых“, „профессиональное утомление“, „длительная поездка на североафриканские минеральные воды“. Слова, которые были бы ей понятны. И она могла бы предъявить их в качестве объяснения семье, обществу.

Бог мой, что она будет им всем рассказывать? В каком положении я ее оставил? Нет, стоп! Это ее дело! Не мое. Брать на себя ответственность других значит добровольно забираться в ловушку, — не только для меня, но и для них».

Размышления Брейера были прерваны звуком шагов, приближающихся к нему по ступенькам лестницы. Матильда распахнула дверь, ударив ею о стену. Она выглядела просто ужасно: бледное лицо, в беспорядке свисающие на него волосы, горящие глаза.

«Я перестала плакать, Йозеф. И теперь я отвечу тебе. Есть кое-что неправильное, кое-что порочное в том, что ты сказал мне. И еще кое-что действительно глупое. Свобода! Свобода! Ты говоришь о свободе. Что за жестокие шутки надо мной! Хотела бы я обладать твоей свободой — свободой получать образование, выбирать профессию. Никогда раньше не возникало у меня столь непреодолимого желания получить образование. Как бы мне хотелось, чтобы я могла найти слова, обратиться к логике — и показать тебе, как глупо звучат твои слова!»

Матильда замолчала и схватила стоящий у стола стул. Отказавшись от помощи Брейера, она какое-то время сидела на нем, пытаясь совладать с дыханием.

«Ты хочешь уйти? Ты хочешь выбирать новые повороты своей жизни? Не забыл ли ты о том, что ты уже выбрал? Ты выбрал меня в жены. И разве ты действительно не понимаешь, что ты решил посвятить себя нам, мне? Что это за выбор, если ты отказываешься признавать его? Я не знаю, что это, может, прихоть или импульс, но это не выбор».

Страшно было видеть Матильду в таком состоянии. Но Брейер знал, что он должен стоять на своем: «Я должен был стать „Я“, прежде чем становиться „Мы“. Я принимал решения до того, как созрел достаточно для того, чтобы делать выбор».