Но приятный выходной закончился погрузкой нашего утомлённого оперой, а также наполненного пивом и свинством состава в состав железнодорожный и возвращением в наш уже ставший родным городок.
Приближалась зима. В советской Литве зимы были еще русскими, и только после вступления в Евросоюз они поменяли идеологическую направленность, став по-европейски мягкими и порой даже без снега. Грядущий 1980-тый год нёс нам изменение статуса фирмы и соответственно, структурные пертурбации.
Возникло новое монтажно-строительное управление, которое существенно расширило сферу деятельности и штатное расписание. Наконец-то начали прибывать и наши коллеги – выпускники ВУЗов. Однако наряду со специалистами откуда-то стали выползать кумовья, подхалимы и жополизы, малознакомые с производством, но зато знакомые с руководством. Для них в штатном расписании находились должности заместителей по общим вопросам, ответам, быту, отдыху и т. д.
Между кабинетами начальника управления и главного инженера сидели теперь уже две секретарши, молоденькие и глупенькие. Они, как Белка и Стрелка, имели клички Кнопка и Скрепка, так как были даже внешне схожи с этими канцелярскими принадлежностями. Статная Виолетта перешла в отдел кадров.
С производственно-техническим отделом моей жене повезло. Молодой, душевный и преимущественно дамский коллектив всегда был готов приласкать и напоить свежим чаем. Их начальник пил отдельно, и не чай, и никому особо не мешал.
Новый главный бухгалтер раньше служил ревизором. Притупить его бдительность путём подливания не удавалось ещё никому из ревизуемых. Спиртное профильтровывалось сквозь поры его могучего тела и испарялось, не принося желаемого результата, а служебный глаз всё равно находил просчёты в отчётности. Затем он был главбухом и треста, и управления, и спецучастка. Оставалась одна иерархическая ступенька – главный бухгалтер бригады, но до этого, слава богу, не дошло.
Почти каждый отдел, согласно штатному расписанию, разбавлялся хотя бы одним мужиком, желательно начальником. Отдел труда и заработной платы в этом как бы не нуждался, но вмешалась одна знойная дама, имевшая знакомство в верхах. У неё был томный взгляд, а все остальное – жопа. С помощью этих приспособлений она вставила туда своего мужа. Поначалу он не вставлялся и справедливо взывал:
– Я же ни черта в этом не смыслю.
Но был поставлен на место фразой:
– Когда все поймут, что ты дурак, ты уже чему-нибудь научишься.
Инженером по охране труда одно время был у нас дедок по прозвищу «Тихий». Он тихо и незаметно появлялся на объектах и так же тихо и незаметно исчезал. Затем запирался в своем кабинете, что-то тихо писал и удовлетворенно засыпал. В результате провинившиеся, но не знавшие об этом прорабы с удивлением обнаруживали в зарплатной ведомости обрезания.
Работники отдела снабжения, напротив, находились в постоянном движении. Туда-сюда мелькала Томка с круглой, как мячик попкой, прохаживался, шевеля горбатым носом в нужных направлениях, самый хитрый из армян Саркисян, а начальница отдела Людмила Клин-баба двигалась конкретно и сосредоточенно. Кто не знает, поясню. Клин-баба – это подвесной груз в виде крупного стального снаряда, тупого с одного конца и заострённого с другого, для ударного рыхления мёрзлого грунта. У нашей снабженщины также с одной стороны была попа на отлёте, а с другой далеко выдающаяся грудь, символизирующая способность всё пробивать.
Идейно выдержанный начальник механического цеха имел правильный язык, которым он умудрялся и вещать с трибуны, и лизать высокопоставленные зады. На всяческих собраниях он дожидался окончания речи начальника, подбегал к трибуне, успевал лизнуть нисходящую задницу, занимал освободившийся трон и вещал: «Как правильно сказал наш уважаемый начальник управления…» Дальше он повторял речь предыдущего оратора, показывая, до какой степени мы все, как один, с ним согласны.
Впоследствии он ушёл на бюджетное предприятие служить взяточником, а пока во вверенном ему подразделении шли идеологические распри. Маленький убежденный коммунист Юра нудно пытался обратить в свою веру маленького и столь же убежденного демократа Женю, который агитации не поддавался и, дыша перегаром, бил коммуниста по лицу. Тот писал жалобы в партком, демократа Женю клеймили позором, но он всё равно пил самодельную фруктово-ягодную шамурлу, бил коммунистическую морду и в знак протеста никогда не мылся, так как в ванне разводил карасей.
В сметном отделе у нас располагался террариум. Начальница отдела, по прозвищу баба Яга, то ли страдала мизантропией, то ли ей наслаждалась. В гневе на всех поголовно она бегала по руководству, трясла бородёнкой с редкими рыжими волосинками и плевалась дерьмом во все стороны. При этом себя она представляла во всём белом, с нимбом над головой и постоянно требовала повышения оклада.
Другая, мадам Пышкина, наоборот, была осторожная и хорошо знала, под кого надо прогнуться, а кого за глаза обгадить. Всё истекающее из этого отдела пахло крайне невкусно.