- Ты одна? – спрашивает Кай, когда я отхожу на безопасное расстояние.
Это расстояние много больше вытянутой руки.
- Да, - киваю. – Ани ночует у Нат. Допоздна засиделись над докладом по истории искусств.
- Нат, это та девочка, что приходила на ее день рождения? – Кай проходит в комнату, по пути заглядывая едва ли не в каждый угол.
Делает это каждый раз, словно я могу спрятать любовника за дверью спальни.
- Да, они учатся в одном классе, - отвечаю, глядя на белоснежный ковер посреди зала.
- Хорошо, - Кай лениво потягивается, словно большой кот, решивший размяться перед охотой.
- Расскажи, как прошел твой день, - прошу, пока накладываю в тарелку ужин.
Нужно отвлечь его. Нельзя спровоцировать на ненужные мысли.
- Все как всегда, - Кай пожимает плечами и тянется за вилкой, ненароком задевая меня рукой.
Вздрагиваю. Нервы на пределе, и это катастрофа. Он замечает рефлекторную реакцию.
- В чем дело? Почему ты трясешься? – губы вытягиваются в тонкую, блеклую нитку. – Я что, вдруг резко тебе опротивел? – Кай злится, между бровей появляется вертикальная складка.
Вижу, что за окном повалил густой снег. В одно мгновение округа стала иссиня-белой.
- Не говори ерунды! – отвечаю и беспечно улыбаюсь, насколько хватает сил.
Внутри чувствую неимоверное напряжение: кажется, что вот-вот разорвусь, как перетянутая гитарная струна.
- Не понимаю, отчего ты вечно вздрагиваешь, - уже более спокойно отвечает Кай и садится за стол. – Я ведь ни разу тебя и пальцем не тронул.
Я отхожу к плите, чтобы поставить чайник. Мельком отмечаю, что снег не такой уж и частый: редкие хлопья опускаются на землю, остальные на подлете тают. «Наверное, оттого, что боюсь тебя?» - хочется едко ответить Каю, а потом сбежать – подальше, прочь. Хорошо, что Кай не может читать мысли. И плохо, что бежать мне – некуда. Да и язвить я умею только мысленно.
После ужина Кай устраивается на диване и, похлопывая по обивке рукой, подзывает ближе. Чувствую себя нашкодившим псом, которого зовут, чтобы пнуть в наказание.
- Садись-садись, - подбадривает Кай и улыбается. Глаза при этом остаются холодными, злыми.
Вытираю руки о кухонное полотенце и присаживаюсь на край дивана. Мужская ладонь опускается на колено и ползет вверх.
- Надеюсь, ты соскучилась так же сильно, как и я, - говорит Кай шепотом на ухо. – Ночь будет долгой, и будет жаркой.
Вздыхаю, думая, что никакой жар не сможет согреть замерзшее сердце Кая. Разве что чудом появится та, что сможет его отогреть.
***
- Мама! – сквозь шум в ушах послышался голос дочери.
- Что такое? – спросила Хэл, пересохшими, непослушными губами.