В такой позе мы просидели, казалось, целую вечность. Стрелка на часах ползла как улитка, и мы в надежде подпрыгивали при каждом открытии двери. В какой-то момент сестра Уилла начала ходить туда-сюда. Я поднялась, чтобы размять ноги, и вскоре вернулась с кофе из автомата за углом.
Когда я раздала горячие стаканчики, миссис Фишер потрепала меня по плечу.
– Спасибо, милая. Я рада, что ты пришла, – она кивком головы указала на Уилла, который все еще сидел, уставившись ледяным взглядом в пустоту. – Он это очень ценит.
Я кивнула и пожала ее ладонь. Когда я снова уселась рядом с Уиллом, он тихо и хрипло заговорил, не глядя на меня:
– Это я во всем виноват. Я был у него, когда… Это случилось. – Мне пришлось наклониться к Уиллу поближе, чтобы разобрать его слова. – Мы поругались, и потом… Лив, мне не стоило на него кричать.
– Уилл… – я сглотнула ком в горле, положила руку ему на плечо и прижала к себе. На секунду мне показалось, что он отпрянет, но он позволил себя обнять и положил голову мне на ключицу. Я учуяла знакомый аромат, зарылась носом в его мягкие локоны и оперлась подбородком на его голову.
– Ты ни в чем не виноват. Не кори себя. То, что ты там был, когда это случилось, не значит, что это не произошло бы без тебя. Ты же знаешь, какое у него слабое сердце.
Он задрожал у меня на груди, словно от холода. Я обняла его второй рукой и держала так крепко, как только могла. Мы долго сидели так, и я обнимала самого сильного и самоотверженного человека из всех, кого знала. Такого горя он не заслужил. Он заслуживал гораздо больше, чем себе позволял.
В это мгновение я поняла, что пожертвовала бы собой, чтобы защитить Уилла. Я на все готова ради него. Хоть он никогда от меня этого не требовал. Тогда я не была готова любить его целиком и полностью, отдать ему в руки свое израненное сердце. Но теперь я готова.
Когда утром врачи наконец объявили, что опасность миновала, Уилл шумно выдохнул с огромным облегчением. Вместе с мамой и сестрой они поднялись, чтобы идти к папе, который отходил от операции в отделении интенсивной терапии. Уилл на секунду остановился и взглянул на меня.
– Не хочешь… пойти с нами?
– Ты же слышал врача, – ответила я. – Можно только членам семьи.
Уилл нахмурился, словно я ляпнула какую-то глупость.
– Но ты и есть член семьи, – возразил он.
Мне показалось, что сердце сейчас лопнет. Для переполнявших меня эмоций просто не осталось места. Я вложила в улыбку всю свою любовь к Уиллу.
– Иди. Я подожду тебя здесь.
Пока Уилл с семьей были у отца, приехали остальные. Сначала Джек и Марли, потом Элли и Фиона и, наконец, Блейк и Рейчел. У меня в голове было слишком много забот, чтобы размышлять о том, что Блейк и Рейчел делали вместе в столь поздний – или ранний – час, но я решила запомнить эту информацию на будущее. Все возбужденно гудели вокруг меня, словно пчелиный улей, задавали тысячу вопросов. Я постаралась их успокоить и заверить в том, что, по словам врача, с папой Уилла все будет хорошо.
– Как так вышло, что ты приехала раньше нас? – спросил Джек. – Мы с Марли выехали сразу, как узнали.
– Уилл позвонил мне еще из машины «Скорой помощи», – ответила я, и у меня запылали щеки. – Я приехала сразу.
Губы Джека растянулись в мудрой улыбке.
– Значит, он наконец-то понял, – произнес он с гордостью.
– Что?
– Ах, это он сам тебе расскажет, – Джек подмигнул и крепко меня обнял.
37. Уилл
Последние несколько часов были одним сплошным кошмаром. Желтоватые стены и резкий запах дезинфицирующего средства воскресили в памяти ужасные воспоминания о прошлых визитах в эту больницу. Когда у папы случился первый инфаркт. Когда Блейка доставили сюда после спортивной травмы.
От долгих волнительных часов в зале ожидания я так устал, что едва не засыпал на ходу. Но каждый раз, когда я ненадолго закрывал глаза, я видел его перед собой. Пунцовое лицо. Выпученные глаза. Падение со стула.
Врач сказал, что именно благодаря нашим с Эмми оперативным действиям папу успели доставить на экстренное шунтирование и спасти. Но мне от этого было не легче. Я чувствовал себя так, словно меня проглотил огромный монстр, наполовину пережевал, а потом выплюнул. Тревога за папу тяжким грузом лежала у меня на плечах, хоть операция прошла успешно, и врачи уверяли, что опасность миновала.
Мне непременно хотелось увидеть улучшение состояния папы своими глазами, но хотя мы уже стояли перед его палатой в отделении интенсивной терапии, внутрь нас не пускали. Он был слишком слаб и еще отходил от сложного оперативного вмешательства.
Молодая врач рассказывала маме и Эмилии о центрах реабилитации и процессе восстановления, но я слушал краем уха. Я решил вникнуть в это после того, как удостоверюсь, что с отцом все в порядке. Лишь после того, как я взгляну ему в глаза и скажу, что невероятно сожалею. Только после того, как он меня простит.
У меня сжало горло, голые стены поплыли перед глазами.
– Мне надо подышать, – пробормотал я и, опираясь на стену, побрел к выходу.