Читаем Когда море отступает полностью

И все же в воздухе было разлито беспокойство — то беспокойство, которое внезапно пугает незапряженных лошадей и заставляет их мчаться галопом, которое передается всем животным, которое война в течение нескольких дней прививает горожанину. Абель насторожился всем телом, как в те времена, когда жизнь его зависела от быстроты реакции. Тогда была слежка, были угрозы, были опасности. Он ощущал их лопатками, затылком, хребтом. У него везде были чувства. Глаза у него были и сзади. Невзирая на шестнадцать лет мирной городской жизни, протекших с тех пор, его все еще давил груз всяческой наследственности, пробужденной в нем рукопашными схватками. Викинги, высаживавшиеся на песчаном нормандском берегу, а затем отправлявшиеся в Англию, участники Столетней войны, ландскнехты, завоеватели Канады, монахи-воины, пионеры — покорители индейцев, леса, снега, медведи, англичане, затем снова война — война 1917 года с «бошами» — и, наконец, война против фанатиков-гитлеровцев… Инстинкты вояки, которые у него обострились в 44 году в Нормандии и которые в мирное время были ему в сущности не нужны, так потом и не отмерли. Сколько раз бросал он гранаты на глазок и попадал! «На глазок»… Это нечто прямо противоположное глазомеру! «Если индейцы что-нибудь теряли, — рассказывал дядя Жоликер, сидя под одной странной картиной, на которой была изображена шагавшая с мечом в руке рослая разъяренная крестьянка; в семье ее звали Маргаритой, — они, вместо того чтобы искать разумно, поделив местность на определенные участки, садились и жались друг к другу, обхватив руками колени и уронив голову. Затем поднимались рывком и шли прямо туда, где, как им подсказывало чутье, лежала потерянная вещь. В иных случаях этот прием приносил им удачу». В Абеле заявлял о себе — на более высоком уровне, чем у многих «цивилизованных», — разбуженный войной первобытный человек, у которого шестое чувство, чувство ориентировки, было сильно развито. Но во Франции это его шестое чувство молчало.

— Вот чертовщина!

— Абель!

— Простите, Валерия! Но я утратил всякое представление о том, где мы находимся.

Он сошел на берег, огляделся по сторонам. Где море, там, конечно, север, Котентен — на западе, устье Сены — на востоке. Ну и что же из этого следует? Нет, ничего нельзя понять! Возвращаясь на набережную, он неловко подвернул ногу на ужасной лестнице, вытряхнул из туфель песок, выругался и пошел вперед, ища глазами название улицы. Опять Траси-сюр-Мер! Впрочем, фамилия генерала другая — Монтгомери. Только его тут не хватало! Он командовал армией, когда их окружили эсэсовцы не дивизии «Гитлерюгенд» под Каном и Комоном. Монти! Этот одержимый заставлял их каждое утро в шесть часов заниматься физкультурой на воздухе и сам подавал пример, делая зарядку в стыдливых шортах, которые только одни англичане умеют кроить! Монти — воплощенная добродетель! Монти не курил, не путался с девками, не пьянствовал… Абель стал насвистывать песенку о Дэви Крокетте.

Оказывается, именем Монтгомери назвали часть набережной! В Траси-сюр-Мер! Но ведь в канадский-то сектор Траси не входил!.. Вот что: Траси был рядом. Рядом с ними. Справа. Это ясно. Прилив помогал ориентироваться. Абель лучше все узнавал при полной воде. Да, конечно, Траси был справа, справа от их сектора. Значит, сейчас, если верить карте Мишлена, Траси должен быть слева!

— Вероятно, правей, — сказала Валерия, не двигаясь с места.

«Правей!» Какая чепуха!

Она встала, взяла карту, с усилием развернула ее на ветру, разложила на земле, укрепила при помощи камешков, показала Абелю Арроманш, затем, слева от Арроманша, именно слева, Траси-сюр-Мер, а справа — Курселль, Вервилль, Верньер, Сент-Обен, Уистрам… Когда она говорила «справа», она имела в виду восток, «слева» — запад.

— Верно, Валерия! Я искал справа, а оказалось — слева! По направлению к устью Орн, к Гавру…

Теперь уже она ничего не понимала!

— Да ну же, Абель, Абель! Ведь это направо! Да что с вами, Абель? Вы держите карту вверх ногами.

Абель догадался. Валерия приехала сюда из центра Франции. Она смотрела на Нормандию глазами французов, глазами путешественников, глазами детей: север по шаблону должен быть «наверху», Траси — «слева» от Арроманша, Аснелль — «справа». А они, участники высадки, подошли сюда со стороны океана.

Они видели Нормандию вверх ногами. Еще нынче утром в диораме Абель видел ее со стороны моря, в условиях высадки. Это была позиция воюющих, высаживающихся на севере, лицом к югу; «на правой руке», как говорят крестьяне, грозный Котантен, где сшибались в яростной сшибке бойцы диверсионно-десантных групп; перед ними лежало нормандское побережье, то есть юг, плоский и коварный, а дальше, с левой руки, — Орн, Сена, Ко, Дьепп, Бельгия. Все это он запоминал еще в Англии, под Саутгемптоном, перед ящиками с песком, макетами, снимками, сделанными с самолетов, во время подготовки к высадке.

Карту сдуло ветром, и Абель бросился ловить этот большой хлопающий лист бумаги.

— Мы с Жаком… — продолжала Валерия.

Она вновь вошла в этот свой прерванный роман, заполонивший всю ее жизнь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Безумная Грета

Майор Ватрен
Майор Ватрен

Роман «Майор Ватрен», вышедший в свет в 1956 году и удостоенный одной из самых значительных во Франции литературных премий — «Энтералье», был встречен с редким для французской критики единодушием.Герои романа — командир батальона майор Ватрен и его помощник, бывший преподаватель литературы лейтенант Франсуа Субейрак — люди не только различного мировоззрения и склада характера, но и враждебных политических взглядов. Ватрен — старый кадровый офицер, католик, консерватор; Субейрак — социалист и пацифист, принципиальный противник любых форм общественного принуждения. Участие в войне приводит обоих к тому, что они изменяют свои взгляды. В романе ярко показано, как немногословный, суровый майор Ватрен вынужден в конце своего жизненного пути признать несостоятельность своих прежних убеждений. Столь же значительную эволюцию проделывает и Франсуа Субейрак, который приходит к выводу, что в мире, где он живет, нет места пацифистскому прекраснодушию.Многие проблемы, над которыми так мучительно бьются герои романа Лану, для советских читателей давно решены. Это, однако, не снижает интереса и значения талантливой книги Лану; автор сумел убедительно показать поведение своих героев в условиях, когда каждому из них пришлось для себя и по-своему решать, как говорят, французы, «конфликты совести», поставленные перед ними войной.

Арман Лану

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги