Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды

Здесь числа условно обозначают какие-то слоги, звучание которых не установлено, но известно, — как это следует из предыдущего, — что в каждой вертикальной строке стоят слоги, оканчивающиеся на один и тот же гласный, а в горизонтальной — слоги, начинающиеся с одного и того же согласного. Если бы нам удалось, учитывая закономерности текста, добавить в табличку новые знаки, скажем:

10 6 17 2

5 31 8 40

24 35 1 33,

то соответствующая буквенная запись должна была бы приобрести такой вид:

ша ше ши шу

ва ее ви ву

та те ти ту

(ср. например, го-ло-ва, го-ло-ве, го-ло-вы и т. п.).

Чем больше разрасталась бы табличка, тем меньше оставалось бы неясных, неидентифицированных, как говорят ученые, знаков-слогов. Можно представить себе и такую картину: все знаки помещены в табличку, т е. взаимосвязь между ними установлена. Но какие именно слоги передает каждый знак — неясно. Подставляя в табличку слоги разных языков, можно попробовать прочитать тексты — ведь если язык выбран правильно, мы в конце концов должны правильно определить и звучание слогов, особенно если нам известно, что те или иные слова представляют падежные формы, формы собственных имен и т. д. В нашем случае мы должны будем прийти к выводу, что тексты записаны на русском языке.

Вентрис шаг за шагом расширял сетку, начало которой положила Кобер. Работа продвигалась медленно, ибо выявление взаимосвязи знаков оказалось делом крайне трудным. Наконец сетка была готова (правда, не все знаки были помещены на «свои места», но это выявилось позднее). Сетка имела строение, сходное со строением тех таблиц, о которых мы говорили. В верхней части сетки имелись указания на то, в каких грамматических формах и после каких знаков встречаются знаки данной вертикальной графы. Имелась графа и для слогов, состоящих из единичных гласных. Вентрис попробовал подставить в эту сетку этрусский язык — ничего не вышло. Но вот он обращается к греческому языку, называя этот эксперимент «легкомысленным отвлечением от дела...». И эксперимент удается, да как!

Греческие слова обнаруживаются в табличках именно в тех местах и в той грамматической форме, в какой они должны были бы здесь находиться. Вот таблички из Кносса: на многих из них написано одно и то же слово, видимо название города. И действительно, мы читаем: Ко-но-со. Так в линейном письме передается греческое название города Кноссос, Кносс. В табличках из Пилоса находим другое слово — Пу-ро, т. е. Пи-ло, Пилос.[7] Становится ясным, почему в табличках отсутствует столь характерное для греческого окончания именительного падежа с: оно просто не писалось. Греки, позаимствовав письмо у местных жителей после своего прихода на Крит, не позаботились об усовершенствовании графики, созданной для записи минойских, но не подходящей для записи греческих слов. Необычайная графическая форма, которую приобретали греческие слова, дала повод скептикам сомневаться в дешифровке Вентриса.

Однако эта же линейная письменность не только искажала язык, но и сохраняла более древний облик греческих слов — именно такой, какой они теоретически должны были иметь в ту эпоху, когда греки пользовались линейным письмом. Это ли не блестящее подтверждение правильности дешифровки!

Какие же особые качества позволили Вентрису достичь того, чего он достиг? Отвечая на этот вопрос, друг и соратник Вентриса Дж. Чэдуик отмечает прежде всего его необыкновенную работоспособность, умение сосредоточиться, предельную точность и аккуратность.