Когда кругом обман

— Я дал его ему девять лет назад, — сказал Сэттлер. — Я ужасно хотел, чтобы он уехал, настолько, что даже не стал заморачиваться с дарственными. Я просто отдал ему ключи и сказал: «Уезжай отсюда, и чтобы я тебя больше не видел и не слышал». Так он и сделал.

Сэттлер виновато повесил голову.

— Знаю, это было неправильное решение, — сказал он. — Я много раз об этом думал с тех пор. Но если бы вы знали Юджина… Что ж, я просто хотел, чтобы он раз и навсегда ушёл из моей жизни.

Сэттлер полными стыда и сожаления глазами обвёл комнату.

— Что вы можете рассказать о нём? — спросила Райли.

— Юджин был сыном сестры моей матери, — сказал Сэттлер. — Её звали Шерри Фиск. Я с ней не был толком знаком. Вся семья — включая моих родителей — думали, что она погибла в автокатастрофе. Говорили, что она была сумасшедшей.

Сэттлер остановился на минуту.

— Никто не знал отца Юджина, — продолжал он. — И я не знал Юджина — по крайней мере, когда он был ребёнком. Его мать убили, когда я был подростком. Юджину тогда было лет десять, наверное. Я не слышал никаких подробностей об этом. Это было что-то типа семейной тайны, о которой никто не говорит. Убийцу так и не поймали.

Райли записывала.

— Что случилось с Юджином после того, как его мать убили? — спросила она.

— Я знаю, что он был в детдоме, — ответил Сэттлер. — У него были какие-то проблемы, и его официально признали умственно отсталым.

Сэттлер снова помолчал.

— Они выписали его, когда ему исполнилось восемнадцать. Мне тогда было двадцать с чем-то, я уже был женат, успешно начинал жизнь. Как я и сказал, детьми я не сильно-то был с ним знаком. Но теперь он вдруг стал вести себя так, будто мы всегда были очень близки. И он был…

Сэттлер покачал головой.

— Ну, он был странным, вот и всё. Он практически не мог говорить. Настолько, что иногда писал записки, вместо того, чтобы говорить. И он постоянно что-то требовал. То просил деньги, то приходил, чтобы поесть. Это было не просто неудобно. Это было страшно. Он просто преследовал меня! Когда он был рядом, у меня было такое чувство…

У него снова оборвался голос.

— Так или иначе, — продолжал он, — именно тогда я отдал ему фургон. И сказал никогда не возвращаться.

Несколько минут Райли обдумывала, что она только что узнала. Возможно, в Хоксвилле есть кто-то, кто мог бы рассказать им больше о Юджине Фиске?

— Твои родители ещё живы? — спросила она Сэттлера.

— Нет, я последний в нашей семье. За исключением Юджина.

— Где лечили Юджина?

— В Психиатрическом центре Хоксвилля, прямо здесь, в городе.

Райли решила, что им надо ехать сразу туда. Конечно, там им удастся узнать больше. Но, может быть, Сэттлер мог рассказать ещё кое-что.

— У вас есть фотографии брата? — спросила она.

— Ни на одной не видно, как он выглядит, — сказал Сэттлер. — Но у меня вроде бы есть одна старая…

Он встал со стула и открыл ящик. Порывшись там, он достал фото и передал его Райли.

— Это фотография с того времени, когда мы были детьми, — сказал он. — Я сохранил её потому, что довольно необычно, что на ней мы вместе.

Пока Билл задавал последние вопросы, Райли смотрела на фото. На нём было два мальчика. В том, что повыше, узнавался Сэттлер. А пониже был довольно странно выглядящий ребёнок, его черты были как будто гипертрофированы.

И всё же Райли невольно думала, какая у него милая улыбка.

Она не могла представить, что могло превратить этого улыбающегося мальчика в серийного убийцу.

Глава 32

Карла не знала, сколько она провела времени привязанной цепями к койке в подвале. Окна, расположенные в самом верху бетонных стен, были закрыты картоном, не пропускающим ни одного луча света снаружи. Когда выключался свет над головой, как было и сейчас, она оказывалась в кромешной темноте.

Она знала только то, что была голодна, вся в грязи и в жуткой боли. Она ничего не ела с тех самых пор, как попала сюда. Иногда чудовищный невысокий мужчина ослаблял кляп на её рту и давал ей глотнуть воды — вот было и всё, чем она питалась.

Её уже перестала беспокоить собственная вонь. Достоинство уже ничего для неё не значило. Она хотела лишь выжить.

Но пока что не было никакого намёка на спасение.

Он ударил её цепью, когда похищал ещё в Олбани. Теперь, когда последствия сотрясения мозга прошли, она чувствовала себя заторможенной и обезумевшей от боли и голода. Она то спала, то была в обмороке, потом просыпалась и снова не понимала, где находится и что произошло.

Но ей всегда удавалось вспомнить чудовищную реальность. Трезвая голова была совершенно необходима. Способ выбраться есть, она в этом уверена. Она пыталась пошевелиться в темноте, двигаясь вперёд и назад. Она постоянно это делала, когда его не было в комнате. Он обмотал цепи вокруг нее и койки, но, видимо, никаких не закрепил. Она чувствовала, что они постепенно ослабляются.

А на этот раз она почувствовала, что они ослабли настолько, что она могла попробовать выскользнуть из них. Смирительная рубашка — ещё одна проблема, но ей она займётся позже.

Начиная с плеч, она стала ёрзать и извиваться, так что цепи начали сползать.