Когда я был вожатым

Ночью долго не могли угомониться ребята. Нелегко заснуть первый раз в жизни не дома в кровати, а в шалаше на соломе. На коломенской башне таинственно кричит сова. С Москвы-реки доносится плеск от широких плиц колесного парохода. Ржут кони на лугу, тревожно и призывно.

- Спать, спать, ребята! Подъем будет ранний, - обходя палатки, говорю я.

Нет, нелегко заснуть.

Когда я хотел уже покинуть палатку звена имени Либкнехта, притворившегося крепко спящим, вдруг меня схватила рука, высунувшаяся из-под одеяла, и притянула к себе.

- Вожатый, - жарко зашептал мне на ухо Игорек, - вожатый, ты это правду обо мне сказал, когда мой узел на всех делил? Ты это про меня так думаешь, что я такой товарищеский?

- А какой же ты, Игорек?

Мальчик не ответил. Но вдруг я ощутил, что его маленькая рука гладит мою - тихо, осторожно.

И, отвечая на эту робкую ласку маменькиного сынка, не привыкшего засыпать без ласк и поцелуев, я, "старый комсомолец" из суровой школы первого поколения, вдруг, сам того не ожидая, нагнулся и поцеловал пионерчика в горячий, влажный лоб. Накрыл его старательно одеялом и поскорей вышел. У меня как-то странно забилось сердце.

КАК ЭТО ЧУДЕСНО - САМИМ ДОБЫВАТЬ СЕБЕ ПИЩУ!

Рассвет застал весь лагерь мирно спящим. Только дядя Миша все еще сидел у костра, ковыряя в углях палочкой. То ли ему не спалось от нахлынувших воспоминаний, то ли решил покараулить первый сон нашей детворы в лагере.

Он проверил, хорошо ли постелена солома. Посоветовал входы в шалаши завесить одеялами - и для тепла и от комаров. Одеяла, что потолще, велел подстелить, а теми, что полегче, накрыться. Ребята так и сделали. Укрылись, угрелись, улеглись потесней, да так и заснули, что проспали почти до обеда.

На первый раз я не решился потревожить их сон ранней побудкой.

- Конечно, пусть спят сколько влезет, - улыбнулся дядя Миша и молча указал на трогательную картину:

обняв рукой Котова, с ним рядом спал наш приемыш.

Накануне из-за него разгорелся большой спор: с кем малыш должен жить и где ему спать. Девочки требовали его себе, "потому что он еще совсем маленький", а ребята себе, "потому что он мальчик, сын отряда, а не дочка".

Разобиженные пионерки пообещали найти себе в приемыши девочку и назвать ее дочерью звена.

Помирил всех дядя Миша, сказав, что заботу о малыше нужно делить поровну: девочки будут одевать, обшивать, умывать, а мальчики учить плавать, лазить по деревьям, бороться. Спор, где малышу спать, решило его веское слово: мальчик должен спать в шалаше у мальчиков.

Неожиданное появление приемыша не удивило дядю Мишу.

- Это хорошо, - сказал он мне, - это даже очень хорошо - забота о младших воспитывает добрые чувства в старших.

- А как же дальше? Лето мы всем отрядом, конечно, продержим малыша, а потом?

- А ты заранее не волнуйся, как быть потом, там видно будет!

Не барабан и не горн, а только пригревшее солнце выманило наших подопечных из шалашей.

Продрали глаза. Многие не сразу сообразили: "Где я?", "Что это?". Ах, это мы в лагере! А это наш вожатый раздувает самовар. А вон и дядя Миша. Все вспомнили.

- Ну, как рыба? Много попалось?

- А я еще не смотрел. Вас ждал. Пойдемте вместе.

Никогда еще ни одну вершу не вынимал рыбак из реки при стольких свидетелях. А вдруг пустая? Нагнулся я, нащупал под водой прутья, приложил ладонь, что-то стучит там, толкает. Развязал лычки, освободил от корней да как подниму над рекой. Тру-ту-ту! От брызг радуги.

Живое серебро забилось, заиграло на солнце под радостные крики и дикарскую пляску ребят.

Дядя Миша снял хвостовое кольцо, стягивающее концы прутьев, и на зеленую траву выскользнула груда сверкающей плотвы. Стали считать. И вот чудо - на каждого по одной. Двадцать семь штук. Только дяде Мише да вожатому не хватило...

- Это в одну вершу столько, а если их десять поставить?

- А если двадцать семь, каждому сплести по одной?

- Ребята, да ведь мы рыбой можем прокормиться!

- Ну-ну, - успокоил страсти ребят дядя Миша, - это ведь не всегда так бывает. Иной раз и в десяток вершей ни одной рыбки... Нам повезло. Пришла стайка и вся за муравьиными яйцами влезла.

За неимением сковороды плотву мы испекли. Каждую рыбешку выпотрошили, оставив в чешуе, брюшко посолили. Потом надели на ивовые прутья и, как на вертеле, повертывали над углями. Каждый был сам себе поваром.

Немного оказалось еды в плотвичке, но удовольствие получили ребята огромное.

Когда из деревни пришагал Иван Данилыч, его так и облепили. Желающих постичь науку корзинщика оказалось больше, чем он ожидал. Каждый хотел сплести именно вершу.

За день сплели три штуки. Не совсем ладные, не такие ажурные, как у дяди Миши, но все же верши. На каждое звено по одной. И каждое звено для своей добыло муравьиных яиц. Устанавливали их под берегом после долгих совещаний, советов с дядей Мишей, с Иваном Данилычем.

Забавно, что во все эти верши за ночь попалось ровно двадцать семь рыб, ни больше ни меньше.

- Дядя Миша, почему это?

- Наверное, водяной подсчитал вас, когда купались, и решил выдавать по штуке на каждого.

- Ну да, водяных нет!

- Это только в сказке.

- А мы и живем как в сказке!