Когда я был мальчишкой

И мы, намертво забыв, где находимся и что нас ждёт, сидели вокруг него, слушая рассказ об одной из самых чудесных книг, когда-либо появлявшихся на свете. Мы хохотали над проделками изобретательного плута Тиля, дружно влюблялись в нежную красавицу Неле, возненавидели инквизиторов, в которых без подсказок увидели фашистов, и вместе с великим в своём горе, непримиримым и столь близким нам Уленшпигелем твердили каждый про себя: «Пепел Клааса стучит в моё сердце». Сергей Тимофеевич говорил негромко, покашливая, его слова часто заглушала пулемётная трескотня и разрывы мин, но такого удивительного рассказа я больше никогда не слышал. Быть может, так подействовала обстановка, или умение Сергея Тимофеевича показать созвучность двух эпох, или гениальность самой книги — трудно сказать: во всяком случае, с того памятного вечера я читал «Уленшпигеля» добрый десяток раз, читал с наслаждением, но по-настоящему он ошеломил меня лишь тогда, в окопах над Нейсе. К нам подсаживались все новые слушатели, я видел, как Ряшенцев делал кому-то знаки: «Не мешайте, пусть слушают!» — и Сергей Тимофеевич то под общий смех, то в напряжённой тишине продолжал рассказывать о проделках и подвигах Великого Гёза.

— Три сотни лет назад это было? — спросил Виктор Чайкин, когда Сергей Тимофеевич закончил. — Жаль, нам бы в роту такого парня!

— А он у нас есть.

— Смирно! — запоздало выкрикнул Виктор. — Товарищ гвардии майор! Первый взвод третьей стрелковой роты…

— Вольно! — Локтев кивнул, предложил садиться и сел сам на подставленный ящик из-под мин. — Извините, что подошёл по-кошачьи, у разведчиков научился, — усмехнувшись, сказал он. — Так есть у нас свой Тиль, не менее славный парень — Василий Тёркин.

— Вы правы, товарищ гвардии майор, — проговорил Сергей Тимофеевич. — Я уверен, что Твардовский не раз и с удовольствием перечитывал «Уленшпигеля», создавая ему духовного брата на нашей российской земле.

Мы сгрудились вокруг, с интересом рассматривая командира полка. Он курил, глубоко затягиваясь; теперь, при ближайшем рассмотрении он не показался мне столь молодым, как раньше: гладко выбритое лицо прорезало несколько жёстких морщин, а холодноватые серые глаза глубоко запали — наверное, гвардии майор давно забыл, что такое спокойный и долгий сон. Однако я рад был отметить, что лицо этого человека, которого в полку очень уважали, оказалось умным и симпатичным. Рассказывали, что он много раз был ранен, и комдив личным приказом обязал его без особой необходимости не подменять собой младших командиров и не ходить в атаку в боевых порядках взводов.

— А в вашем батальоне есть даже свой Ламме Гудзак, — глядя на солдат, засновавших по траншее с котелками, шутливо заметил майор. — Повар Гаврилов. Единственный на моей памяти рядовой, которому обмундирование шьют, как генералу, на заказ!

— Только Неле у нас нет, товарищ гвардии майор, — вздохнул Юра Беленький. — Санинструкторы подобрались — сплошные мужчины!

— Нет, вас нужно отсюда забирать, Сергей Тимофеевич, — засмеялся Локтев. — Даже такие мои железные кадры, как Беленький, и те в лирику ударились! И это перед наступлением!

Мы переглянулись. Интонация, с которой майор произнёс эти слова, уважительное обращение по имени-отчеству свидетельствовали о том, что командир полка хорошо знает, с кем ведёт разговор. Сергей Тимофеевич посерьёзнел.

— Спасибо, товарищи, за беседу, — вставая и глядя на часы, сказал командир полка. — Я ведь шёл к вам, Сергей Тимофеевич. В январе я проводил в госпиталь своего друга и вашего в прошлом аспиранта комбата Тихомирова. Он…

— Серёжа… — разволновался Сергей Тимофеевич. — Что с ним?

— Жив и почти здоров, я дам вам его адрес. Он часто вспоминал о ваших лекциях и совместной работе, мечтал после войны с вами встретиться, и я, узнав от Ряшенцева, что вы здесь, немедленно пришёл.

Сергей Тимофеевич благодарно кивнул и вытащил записную книжечку.

— Окажите ещё одну любезность — Сережин адрес…

— Вы сейчас пойдёте со мной, — раздельно выговаривая слова, произнёс майор. — Виктор, прикажи отнести в штаб вещи бойца Корина.

— Но я не хочу уходить из роты! — Сергей Тимофеевич изменился в лице.

— Рядовой Корин! — жёстко отрубил майор. — Вы можете возражать мне в частной беседе, но не на службе. Будьте добры выполнять приказание!

Сергей Тимофеевич беспомощно взглянул на наши огорчённые лица и, ссутулившись, побрёл за командиром полка.

Общее молчание нарушил Володя:

— Жалко, конечно, но правильно майор сделал. Чего такого человека под пули посылать в самый шапочный разбор? Меня, скажем, или Кузина любые баба с мужиком сделают играючи, нам и воевать.

— А мне, думаешь, жить не хочется? — проворчал Кузин. — Чем я хуже его, твоего умника?

— Кто сказал, что хуже? — зло удивился Володя. — Ты, Кузин, выше его на целую голову — ростом, конечно. Куда до тебя Тимофеичу! Он и за день половину того не съест, что ты слопаешь в один присест. Знал я, что ты звёзд с неба не хватаешь, но такого…

— Да нет, я и не говорю… — примирительно сказал Кузин. — Большой человек, чего там.