Когда я был мальчишкой

— Никакого уважения к творчеству, — жаловался Владик, закрепляя на длинном шесте большой лист. — А ещё считают себя культурной нацией!

Мы грохнули. На ватмане, держась за живот, с опущенными штанами стоял Гитлер, а перед ним — Геббельс с ночным горшком в руке.

— Поднимай! — приказал Владик. — Явление фюрера народу!

Началась такая пальба, что в полминуты от ватмана остались одни воспоминания.

— У, вандалы, — ругался Владик, прибивая сапожными гвоздями следующий лист, на котором Гитлер был изображён в совершенно неприличном виде.

Мы радовались развлечению, но через час, когда картинная галерея художника Регинина была уничтожена без остатка, выяснилось, что «комедия» для немцев может обернуться трагедией. Пришёл комбат Макаров и передал Владику личную благодарность командира полка: рассвирепевшие немцы сгоряча раскрыли ещё не засечённые нашей разведкой огневые точки, и данные о них переданы артиллеристам. Вышло, что Владик своими рисунками наверняка спас кому-то из нас жизнь, и мы смотрели на него с большим уважением.

— Может, ещё Гитлеров намалюешь? — спросил Макаров, весело поглядывая на обрывки бумаги.

— Больших листов нет, — с сожалением ответил Владик и подмигнул нам, слушавшим этот разговор с нескрываемой завистью.

Комбат сообщил и другую приятную новость: в полк прибыли подарки. Зная по опыту, что в таких случаях времени терять нельзя, Виктор поспешил за нашей долей и приволок перевязанный шпагатом ящик из-под макарон. Подарков — разных кисетов, бритвенных приборов, книг, печенья и прочего — оказалось штук пятнадцать, и Володя вызвался произвести справедливое распределение. Он разложил подарки на шинели и поставил к ним спиной Виктора.

— Бери список личного состава и, как услышишь: «Кому?» — называй любую фамилию.

С этими словами Володя ткнул пальцем в небо:

— Кому?!

— Беленькому!

— Лови, твоя ворона, — поздравил Юру Володя. — Внимание: кому?!

— Митрофанову!

Общий хохот — нужно же было, чтобы именно Митрофанов получил кисет с вышитой надписью: «Богатырю гвардейцу».

— Кому?!

— Мне.

Здесь уже все просто легли: разыгрывалась кость, которую старательно обгрыз Кузин.

— Кому?!

— Тебе!

— Вот спасибо, — обрадовался Володя, показывая огорчённому Виктору пачку «Казбека». — Не угадал, сержант! Кому?

Мне достался раздавленный ногой окурок, Кузину — обрывок ватмана с неприличной частью спины Гитлера, а Сергею Тимофеевичу — главный приз, плитка шоколада, на которую он тут же выменял выигранную Митей Коробовым «Легенду об Уленшпигеле» Шарля де Костера.

— Расскажите нам про эту книжку, Сергей Тимофеевич, — попросил Володя. — А я ребят соберу.

Сергей Тимофеевич с упрёком покачал головой. В последние дни он мучился сознанием сделанной им ошибки: неосторожным признанием в разговоре с командиром роты. Слух о том, что у Ряшенцева служит учёный, кандидат наук, быстро распространился, и то из одной, то из другой роты приходили солдаты «посмотреть на живого профессора», как прозвали Сергея Тимофеевича ещё в запасном полку. Мы очень гордились этим обстоятельством, а Володя, верный телохранитель своего старшего друга, не упускал случая превратить отдельные визиты в спектакли. Сам Володя выступал в качестве режиссёра-постановщика, а Митрофанов, обнаруживший незаурядное актёрское дарование, стал исполнителем.

— Товарищ профессор, к вам пришли, — почтительно обращался к нему Володя.

— Прошю, прошю, — гнусавил Митрофанов и, цепляя найденное в блиндаже золочёное пенсне, важно кивал. Лжепрофессору представлялись, заикаясь от смущения, а он снисходительно махал рукой и бормотал совершеннейшую абракадабру:

— Конфигуряция… кхе-кхе… Бином Ньютона, дорогой товарищ, это тебе не щи хлебать, пардон-котангес-динозавр, чёрт возьми! Закурить найдётся?

И зеваки, удовлетворённые, чуть ли не на цыпочках уходили.

Сергей Тимофеевич наслаждался спектаклем вместе со всеми, но от бесед уклонялся, особенно если они собирали толпу. Однако, весьма довольный тем, что в его руки попала хорошая книга, он разговорился.