Когда гремели пушки

Он сидел на стуле около печки, слушал ворчанье жены Клары, которая убирала посуду со стола, и думал о том, что, кажется, все идет к концу. Эти проклятые авантюристы из Берлина, развязавшие самую страшную войну в истории, проиграли ее. Ишь зашевелились, будто муравьи, в гнездо которых сунули палку. Так и снуют между Аусзее, Грундлом и Топлицем. Ни днем ни ночью носа не высунуть из дому — только и слышишь: «назад!», «проход запрещен!», «зона!». Опутали берега колючей проволокой, понаставили на каждом шагу часовых. Распоряжаются в Штирии, как у себя в Пруссии, и всего им мало. На прошлой неделе конфисковали лодки. Не ахти какая у меня лодка, но была от нее польза. Можно было иногда утром выйти на озеро, поставить вершу и принести домой полведра рыбы. Все какой ни на есть приварок. С мясом-то вон сейчас как туго — даже по карточкам не достанешь… И от приезжих ничего не перепадает, потому что приезжих-то, собственно говоря, и нет, кроме этих черномундирников. Все курорты закрыты. На вилле Рота поселились эсэсовцы. От этих не то что хлеба, слова-то нормального не услышишь. И чем они только там занимаются, на этой вилле? Прошлую субботу они что-то тащили к озеру на руках. Человек двадцать солдат. Какую-то раму, похожую на большую лестницу. Потом долго устанавливали ее на берегу. В тот день всем жителям Гессл было приказано никуда не отходить от деревни дальше, чем на двести метров. Они, идиоты, думали, что никто ничего не увидит. А ведь у нас и у наших охотников есть бинокли. Достаточно подняться на Ранфтл, что в сотне шагов от деревни, и вся котловина Топлиц как на картине. Я-то все рассмотрел подробно. Видел, как солдаты подкатили на специальной тележке огромную бомбу величиной с парусную яхту и положили ее на эту самую раму. Потом все куда-то попрятались. Ну, а потом из хвоста бомбы ударило пламя, она сорвалась с железной лестницы, и не успел я глазом моргнуть, как на вершине Пинкогеля взвилось такое облако дыма, будто вся гора вывернулась наизнанку. А грохот пошел по вершинам такой, что у меня целый день после этого звенело в голове. Вот тут-то я и понял, что они испытывают в наших горах свои чертовы новые снаряды.

А потом пошло это каждый день. Утром в деревне появлялись солдаты, приказывали не выходить из домов, и начинался грохот, от которого в шкафах звенела посуда и со склонов Ранфтла сыпались камни. Иногда из Топлица выпрыгивали такие фонтаны воды, будто на дне взорвали целый склад взрывчатки. И вот два дня назад все прекратилось…

— Клара, — окликнул Ханнес жену, — сегодня они спихнули в озеро ту длинную штуку, с которой запускали в Мертвые горы свои снаряды.

— Слышать об этом не хочу, — отозвалась Клара. — Не жизнь, а сплошное мученье.

— Видать, русские их крепко жмут.

Клара ничего не ответила.

Вытерев полотенцем вымытые ложки, она сложила их в ящик кухонного стола и ушла в другую комнату. В дверь сильно постучали.

— Черт кого-то несет на ночь глядя… — проворчал Ханнес, поднимаясь со стула.

— Открывай, да побыстрее! — крикнули снаружи.

— Сейчас открою, — сказал Ханнес, — что за спешка…

Дверь прыгнула так, что чуть не сорвалась с запора. Ханнес едва успел откинуть щеколду, как она распахнулась настежь.

Яркий луч света на мгновенье ослепил его. Он отступил в комнату и увидел на пороге офицера вермахта с электрическим фонарем в одной руке и с пистолетом в другой.

— Немедленно впрягай волов в повозку. Пойдешь со мной! — приказал офицер и выразительно повел в сторону двора стволом пистолета.

Ханнес понял, что всякие разговоры бессмысленны. Молча накинул на плечи кожаную охотничью куртку и вышел из дому.

Когда он вывел свою воловью упряжку на улицу, то увидел возле ограды соседа Растла. Растл стоял рядом со своей упряжкой и по своему обыкновению шепотом проклинал все на свете. Увидев Ханнеса, он воскликнул:

— Значит и тебя мобилизовали, старик?

— Молчать! — крикнул офицер. — Идите вперед!

Возы заскрипели по дороге. На развилке офицер приказал повернуть налево.

— К вилле Рота, — шепнул Растл. — Интересно, для чего мы им нужны.

— Еще одно слово, и вы будете нужны только богу! — прикрикнул офицер.

У виллы Рота, превращенной эсэсовцами в лабораторию, их ждали. Едва повозки остановились, солдаты начали нагружать их деревянными ящиками. Ханнес заметил, что к каждому ящику привязан груз — какие-то металлические предметы, похожие на детали разобранных машин.

«Значит, все это добро будет утоплено, — подумал лесничий. — И они не хотят, чтобы оно попало кому-нибудь в руки. Так, так… интересно, что будет дальше…»

Погрузка была закончена в несколько минут. Тот же офицер велел везти ящики через Гессл к Топлицу.

Проезжая мимо своего дома, Ханнес заметил свет в окне кухни.

«У Клары сейчас душа в пятках, — подумал он. — Да и кто знает, что будет в конце пути. Может, они нас пристрелят, как лишних свидетелей…»

На берегу возы, так же как и у виллы Рота, ожидала команда солдат-эсэсовцев. Они тотчас перенесли ящики на плоты и поплыли с ними к середине озера. Плеск весел постепенно замирал в темноте.