Когда гремели пушки

Но в чем Митя был бессилен, так это в стремлении придать верной подруге хотя бы малость достойный внешний вид. Прокатись бы она теперь по городу, инспектора ГАИ, наверно, хватил удар при виде этакого чуда. По сторонам ее радиатора синели фары разной величины (причем одна была с каким-то хитрым подфарником), и полуторка выглядела будто с ячменем на глазу. На крыльях — заплаты. Ветровое стекло, как картину, окаймляла деревянная рама, потому что стекло, снятое с разбитой немецкой легковушки, было мало. О боковых стеклах нечего и говорить. Целым, хоть и с трещиной, оставалось правое. Левое заменял лист фанеры с несмываемой надписью с внутренней стороны кабины: «Свиная тушенка».

А чего стоило заводить машину после очередного ремонта! Сперва Митька долго крутил заводную ручку, потом отворял дверцы и поминутно то нырял в кабину, что-то регулируя, то снова хватался за заводной крюк. Окончательно выбившись из сил, просил посторонней помощи. Садился-за баранку, а шоферня сталкивала машину с точки замерзания и с криками: «Давай, давай, жми!..» — катала по двору. Однако и этот маневр помогал редко. «Коломбину» приходилось привязывать на буксир и до тех пор таскать за каким-нибудь грузовиком по мерзлой степи, пока она, наконец, не вздрагивала и, устрашающе взревев мотором, не начинала трястись в нетерпении двинуться собственным ходом.

— В порядке!.. — радостно кричал Митька и, выскочив из машины, поспешно отвязывал буксир. — Поехали, товарищ старшина!

Он торопил старшину, с которым обыкновенно мотался по интендантским тылам, потому что с этой минуты мотор уже нельзя было глушить, чтобы не повторилось все сначала.

Больше всех в автороте «коломбина» огорчала нашего молодого командира. Он, наверно, в снах видел свой взвод за баранками новеньких, сверхмощных и быстроходных грузовиков-красавцев, в матовой защитной покраске с маскировочными подфарниками, лебедками на переднем бампере и прочими новейшими приспособлениями. А тут этакий, с позволения сказать, автомобиль. Глаза бы не глядели!

Случалось, Митя, чумазый от мазута и копоти, вылезет из-под мотора (опять там что-то подтягивал) — тут как раз взводный. Галда вскочит на ноги и бодро докладывает:

— Все в порядке, товарищ лейтенант. Небольшая профилактика.

А лейтенант с тоской в глазах посмотрит сперва на него, потом на машину и, ничего не сказав, пойдет дальше.

Наша армия стала гвардейской, и все мы стали гвардии шоферы. Прикрепили на гимнастерки гвардейские значки. Естественно, что и на ветровых стеклах своих машин их нарисовали. А вот «коломбине» лейтенант не велел значка рисовать.

— Ничего, — сказал он, — и так свое доходит. Номер фронтовой есть — и ладно.

Но оказалось, что рано решили Галду с его старушкой не принимать всерьез…

Пришла вторая военная весна. Началось великое наступление на фашистские орды. То там, то здесь прорыв. По широкому фронту. Ну, и для нас горячее время. Устремились мы за передовыми частями. И чем дальше шла армия, тем туже приходилось нашему брату, шоферу.

Тот, кто издавна не жил на Украине, в ее вольно разбросанных кудрявых хуторах, и представить себе не может украинских дорог весной. Пока не запылает горячее солнце и не высушит воду на благодатной украинской земле, иные селения стоят на ней будто на острове в половодье. В такие дни выбивающиеся из сил волы едва дотащат мажару до середины села. Выйдешь, чтобы добраться до соседней хаты, — и принесешь на каждом сапоге килограммов по пять чернозема с соломой. Что тут говорить о грузовиках! Чуть потеплеет — и развезет дороги. Забуксуют в беспомощности задние колеса, влезет машина по оси в колею… Тогда бочками сгорает бензин, дымят моторы, кипит вода в радиаторах — и ни с места.

Пехота ушла вперед за танковыми частями, выбила врага из насиженного места и погнала. Ох, как нужно было там, впереди, все, что ты везешь! И на́ тебе…

Тяжелая была весна для фронтовых водителей. Необозрима и гола украинская степь. Узенькой ленточкой вьется по ней дорога. На долгие километры ни тополька, ни хаты. И замирали на ней то там, то здесь тяжелые грузовики. Зарывшись в грязь, не двигались с места гордые «студебеккеры», по дифер тонули в вязкой почве всемогущие ЗИСы. Водители «загорали» в своих холодных кабинах. Голодные, с истраченным до последней крохи куревом и со злой обидой в душе, что не удается выполнить приказ…