Совсем недавно я увидел на «солдатской» подушке сон.
Мне приснилось, будто я снова молод и снова служу на Кавказе. Бесконечная колонна нашего автополка спускается с облаков по Военно-Грузинской дороге. Отвесно оттуда же падает Терек, и кажется, что остроконечные горы прокололи своими гранитными пиками небо и его голубизна ринулась в дарьяльскую бездну. Я любуюсь этим и спешу навстречу автомобильной колонне. Неожиданно, как это бывает на юге, на землю падает темень. И вдруг в мою машину влетает осколок снаряда. От пуха в кабине нельзя дышать. Я останавливаю «студебеккер», выхожу из машины, и тотчас же ко мне подбегает писарь Горшков и начинает меня успокаивать. «Ерунда это, Ваня, — говорит он, — только дверцу пробило и подушку нашу ранило, тебя же не задело… А пух соберем. Не впервой!»
А пух летит и летит…
И вот я бегаю по бесланскому лугу, где наш полк когда-то торжествовал победу. Никого уже нет. Нет и Горшкова. А я бегаю и ловлю пушинки один, а они тают в моей руке. «Так это же снег, а не пушинки!» — вслух рассуждаю я сам с собой и сажусь в кабину. В это самое время ко мне подбегает Игорек (внучонок) и кричит:
— Ты не так ловишь, дедушка. Надо подпрыгивать и ловить. Оп! оп! — подпрыгивает Игорек и ловит снежинки, и они у него не тают в руках, а вновь пушинками становятся. И он их складывает мне в карман, как тогда, в штабе, мы делали с писарем Горшковым.
Но вот вечер сменила густо-темная кавказская ночь. Мы сидим над Тереком и смотрим в небо.
Млечный путь кажется мне седой Ладожской трассой — «Дорогой жизни». Вон какая она серебристо-белая, будто в инее, кое-где видны черные пятна — провалы…
«А это хорошо, — думаю я, — что Дорогу жизни подняли в космос и там музей устроили: вечный холод, не растает в небе Дорога жизни. А экскурсантов туда космонавты возить будут».
А звезды кажутся мне то зажженными фарами автомашин нашего автополка, то огнями салюта уже той далекой и незабвенной весны 1945 года.
«Да, это огни того салюта, и они не погасли, — рассуждаю я, — только так высоко залетели за четверть века!..»
— А? Что? — спрашивает меня внук. — Что, дедушка?
— Видишь, — отвечаю я, — это огни салюта!
— А ты можешь, дедушка, сосчитать огоньки эти?
— Нет, — говорю, — не могу!
— Я тоже не могу, — горестно заключает Игорек. — Я только до десяти считать умею, а их тут больше. А ты почему не можешь? — пристает ко мне Игорек. — Ты же «до многа» считать умеешь?!
— Не могу, — отвечаю я Игорю, — их тут столько, сколько солдат, в войну павших. Сражались они, чтобы для тебя солнце из плена фашистского вырвать: задыхалось оно в дыму.
— А их много упало, солдатов? — не отстает от меня внук.
— Упало? — переспрашиваю я. — А вот считай сколько! — И показываю ему на звезды.
Игорек запрокинул голову вверх, пошевелил губами и обиженным голосом сказал:
— Ну, дедушка, я же тебе говорил, что до десяти только считать умею, а их тут больше!..
ГВАРДИИ КОЛОМБИНА
К нам в часть он приехал на своей полуторке. Лихо выскочил из кабины и отрапортовал командиру:
— Боец Галда с техникой прибыл для прохождения службы.
По тому, как замер перед капитаном (левая рука прижата к бедру, пятки вместе, носки врозь), по тому, как умело приложил ладонь к козырьку плоской, как блин, кепчонки, можно было догадаться: парень военную службу прошел.
Командир, как положено, ответил на приветствие прибывшего; но больше всего его заинтересовала «техника», с которой тот заявился. Была та техника видавшим виды газиком-полуторатонкой, каких теперь днем с огнем не отыщешь, разве только в кино можно увидеть.
Стояло знойное лето сорок второго. Враг рвался к Сталинграду. Бои шли на подступах к городу.
Трудно приходилось тогда на фронте. А о нашей автороте и говорить нечего. И хотя мы были не передовая часть, не мотопехота, однако без нас никуда. Не подвезем снаряды, не доставим леса для переправ, не обеспечим полковые тылы, что будут делать на переднем крае? Ну, а особенно в наступлении. Тут от нас половина успеха. Но как ни бывало туго, мы верили: скоро будем наступать. Погоним немца — и еще как! Знали, не может быть иначе.
Командир роты оглядывал наше не очень-то богатое автомобильное хозяйство, (десятка три бывалых, битых и прострелянных, а все еще громыхавших по фронтовым трассам ЗИСов), вздыхал и мечтал о новых, мощных грузовиках. Мы такие уже видели. Были они у артиллеристов Резерва Главного командования, у ракетчиков с их катюшами. Эти подкатят к передовой линии, дадут шквальный залп из-за укрытия: вжик-вжик-вжик! Земля где-то вдали вспыхнет пламенем, а они раз — и поминай, где были. Бей потом немцы из своих пушек по пустому месту. Глядели мы на эти всесильные на трех осях с двумя ведущими машины, и слюнки у шоферов текли. Нам бы такие! Ни в чем бы нужды не знали. Командир, понятно, только мечтал о новой технике. Начальство постарше запрашивало, требовало у командования, а то отвечало: «Будет в свое время, ждите, недолго осталось».