Рак прогрессировал, и мне пришлось бо́льшую часть недели провести в постели. Я стал заметно слабее. Не только мое тело, но и моя личность изменились до неузнаваемости. Теперь поход от постели в ванную и обратно воспринимался не как автоматическое действие, а как поступок, требующий больших усилий и тщательного планирования. Врач дал мне список приспособлений, которые должны были облегчить мое пребывание дома: трость, специальное сиденье для унитаза, пенопластовые блоки, на которые можно поставить ноги во время отдыха. Мне прописали целую кучу новых обезболивающих препаратов. Когда я, хромая, выходил из больницы, я понять не мог, как всего шесть дней назад я провел 36 часов подряд в операционной. Неужели всего за неделю мне стало настолько хуже? Да, в какой-то степени. Однако дело также в том, что я использовал кое-какие уловки и не отказывался от помощи других хирургов, чтобы пережить те 36 часов за работой. И даже несмотря на это, я мучился от нестерпимой боли. Освободило ли меня подтверждение моих опасений (компьютерная томография и результаты анализов, которые показали не просто рак, а фактическую близость смерти) от обязанности служить пациентам и нейрохирургии? Мне казалось, что да, но в этом и состоял парадокс: как бегун, который пересекает финиш и падает без сил, я становился инвалидом и терял необходимость лечить других людей.
Когда ко мне обращался пациент со странными симптомами, я консультировался с другими специалистами и изучал информацию о предполагаемом заболевании. Теперь я делал все то же самое, но только для себя. Когда я начал читать о химиотерапии, включающей в себя огромное количество действующих веществ, и о лекарствах нового поколения, нацеленных на специфические мутации, у меня возникло слишком большое количество вопросов, которые мешали мне провести собственное исследование. (Александр Поуп: «Так псевдоучение весьма губительно для здравого ума»[53].) Без должного медицинского опыта в этой сфере я не мог разобраться в море новой информации, не мог найти свое место на кривой Каплана – Мейера. Мне пришлось терпеливо ждать консультации Эммы.
Бо́льшую часть времени я просто отдыхал.
Я сел и уставился на фотографию нас с Люси, на которой мы, еще студенты, танцевали и смеялись. Это было так печально: тогда мы планировали совместную жизнь, не подозревая, насколько мы уязвимы. Моя подруга Лори, погибшая в автокатастрофе, собиралась вот-вот выйти замуж. Разве это не жестоко?
НАШ ФИНАНСОВЫЙ ПЛАН, ПО КОТОРОМУ МОИ ДОХОДЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ В СЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ УВЕЛИЧИТЬСЯ В ШЕСТЬ РАЗ, ТЕПЕРЬ ВЫГЛЯДЕЛ НЕНАДЕЖНО, И НАМ СЛЕДОВАЛО ПРИДУМАТЬ ЧТО-ТО ИНОЕ, ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ ЛЮСИ.
Моя семья приложила все усилия, чтобы я превратился из врача в пациента. Мы заключили договор с аптекой, доставляющей лекарства на дом, заказали поручень для кровати и купили эргономичный матрас для облегчения моих болей в спине. Наш финансовый план, по которому мои доходы должны были в следующем году увеличиться в шесть раз, теперь выглядел ненадежно, и нам следовало придумать что-то иное, чтобы защитить Люси. Мой отец говорил, что все эти дорогие покупки необходимы для борьбы с болезнью. Он верил, что я справлюсь и смогу выздороветь. Сколько раз я слышал подобные заявления от родственников пациентов. Я никогда не знал, что им на это ответить, и сейчас понятия не имел, что сказать отцу.
Какой могла бы быть моя альтернативная история?
Через два дня мы с Люси пришли в больницу на консультацию к Эмме. Мои родители остались ждать в коридоре. Одна из медсестер измерила мои жизненные показатели. Эмма и ее медсестра появились точно в назначенное время. Эмма поставила стул прямо напротив меня, чтобы при разговоре мы находились лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза.
– Еще раз здравствуйте, – поздоровалась Эмма. – Это Алексис, моя правая рука.
Эмма указала на медсестру, которая сидела за компьютером и делала записи.
– Я знаю, нам нужно многое обсудить, но сперва я хотела бы узнать, как вы себя чувствуете?
– Учитывая обстоятельства, все неплохо, – ответил я. – Наслаждаюсь «отпуском». А как дела у вас?
– О, у меня все в порядке, – ответила Эмма и замолчала. Обычно пациенты не спрашивают, как дела у их врача, но Эмма была не только моим врачом, но еще и коллегой. – На этой неделе я работаю в стационаре, я думаю, вы знаете, что это такое, – добавила Эмма, улыбаясь. Мы с Люси знали. Амбулаторным врачам иногда приходится работать в стационаре, что добавляет еще несколько часов к и без того до предела загруженному дню.