Но зачем тогда Он растопил печь? – возражала я сама себе. – Бурлящая вода хлынула из печи, и лишь восемьдесят человек вместе с пророком Нухом спаслись, чтобы потом заново заселить землю. К чему ему было убивать живых, чтобы сохранить от них малую часть? – думала я. – Разве что люди, противные воле Бога, больше не умножали жизнь, а истребляли ее? И тогда Тот, чья суть сама жизнь, уничтожил больное стадо, не дающее приплода, чтобы не пожирали они траву, предназначенную новому стаду.
Как сказал Он Нуху о животных, так и о нас было: Остальных ковчег просто не выдержит.
Я так складно говорю сейчас, будто весь день сочиняла песню. Но на деле-то много узлов завязалось, пока…
Я перебил тетушку:
– Что же это за Бог, если весь смысл веры в рождении детей? Не убивай, женись на четырех женщинах, и пусть каждая принесет тебе по десять двоен? И все, ты спасен?
– Э, нет… Если бы все было так просто! Ты ведь наперед не знаешь, не окажется ли потомство твое бесплодным, не отрастят ли ягнята твои клыки, чтобы, подобно волкам, загрызть остальное стадо? Поэтому выше деторождения должен быть путь спасения других.
Но, спасая жизни, береги и души. Накорми голодного, утешь плачущего, дай кров бездомному и расскажи им о Боге и о спасении, чтобы найденная тобой овца не сделалась больной и не заразила стадо. Бог выбирает из всех возможностей единственную ведущую к сохранению и умножению жизни. Молись же о том, чтобы на перепутье и тебе делать правильный выбор!
Вот так учила тетушка Бетюль… Только я все равно стал безбожником, как Ахмет Никчемный. Уж слишком много у бога получается трупов на развилках, ведущих к жизни.
Тем утром тетушка ушла, не предупредив меня. Она знала, что я буду против, – в городе который день продолжались беспорядки[3]. Особенно пострадал наш квартал – то тут, то там слышались крики и выстрелы, а на соседней улице сожгли магазин, принадлежащий алевитам. Мы уже несколько дней вовсе не выходили из дома и даже свет по вечерам не зажигали, чтобы не привлекать внимания.
Ты, конечно же, не слышал ничего о тех событиях? Нет? О них и здесь стараются не вспоминать – якобы не хотят бередить лишний раз раны… Будто эти раны могут затянуться от забвения.
На улицах было пусто – соседи, как и мы, сидели по домам, надеясь, что беда не заметит их и пройдет мимо. Я не понимал, куда бежать, поэтому просто несся по кварталу, заглядывая в каждый переулок, в надежде увидеть там тетушку Бетюль и скорее убедить ее вернуться домой.
Заметив парня, идущего мне навстречу, и не зная, друг это или враг, я поспешил спрятаться за грудой деревянных ящиков, сваленных в проулке. Парень прошел всего в паре метров от меня. Подождав несколько минут, я хотел уже продолжить свой путь, как вдруг услышал крики: «Вот он! Держи!»
Человек десять, вооруженных кирками и дубинками, нагнали того парня как раз у моего укрытия, и я видел через щель в ящике, как они повалили его на землю и начали избивать. Они кричали: «Ты совершаешь намаз?! А ну говори, ублюдок!», но, не дожидаясь ответа, молотили его – кто киркой, кто ногами. Особенно старался один, обутый в бутсы, как для игры в футбол. Он и бил как футболист – подпрыгивал на опорной ноге и лупил под углом, целясь специально в голову. Парень кричал и звал на помощь, пока еще мог, но потом затих. А они еще долго пинали тело, катили его вниз по улице, и за телом тянулся широкий кровавый след.
Когда они наконец ушли, из дома напротив показался человек, и я узнал деде Эрдала, старейшину тетушкиной общины. Эрдал оглянулся по сторонам и, убедившись, что никого нет, потащил тело к своему дому. Я подбежал к нему, и мы вдвоем занесли тело.
– Ты что тут делаешь? – возмутился деде, узнав меня. – А ну быстро домой! Бетюль, наверное, с ума сходит сейчас!
– Тетушки нигде нет! Я ищу ее!
– Ах, Бетюль, Бетюль! Сумасшедшая! Что с ней теперь?!
Эрдал расплакался, закрыв лицо руками, испачканными в крови того парня.
– Она приходила ко мне ночью. Говорила, что надо вместе идти к имамам и в полицию, просить их заступничества! А я объяснял ей, что полицейские сами испугались и попрятались, а имамы первые отдадут нас в руки толпы! Ведь это они и подстрекают – убей алевита и будешь в раю! Тогда твоя тетушка сказала, что надо нам объединиться и дежурить на улицах квартала день и ночь. Но я против – так мы только еще больше внимания привлечем к себе! Надо переждать… Надо перетерпеть!
– Стой, куда ты? – крикнул он, увидев, что я собираюсь уходить. – Не выходи на улицу, пропадешь! Оставайся здесь, вместе будем защищаться!
Но я все-таки решил пробраться к дому тетушки – у меня еще была надежда на то, что она вернется.
Не хочу, не хочу вспоминать следующие несколько дней… Достаточно сказать, что наш дом не пострадал в отличие от дома деде Эрдала и его самого. А тетушку Бетюль я нашел через неделю в холодном подвале, куда свозили тела погибших. Они все лежали там вповалку – распухшие от ударов и почерневшие куски плоти. Сначала я узнал коричневые туфли с железными пряжками – ее ноги торчали из общей кучи.