Кофе и круассан. Русское утро в Париже

На холме Шато есть еще и старое кладбище, а там — могила А. И. Герцена. Он умер в Париже 9(21) января 1870 года от воспаления легких — простудился на митинге протеста против режима Наполеона III. Поначалу его похоронили на кладбище Пер-Лашез, а уже потом перевезли сюда, в Ниццу. И теперь памятник Герцену глядит с вершины холма на Средиземное море, которое поглотило его мать и малолетнего сына во время кораблекрушения на их пути из Марселя в Ниццу. Вместе с легендарным Искандером похоронена его жена, которая умерла во время родов через несколько месяцев после той катастрофы. На пьедестале памятника Герцену вместе с их именами выбито и имя его дочери Лизы, которая по воле безжалостной к Герцену судьбы покончила с собой в неполные семнадцать лет. Так соединили их всех смерть и земля Ниццы. В том была их последняя воля остаться неразлучными хотя бы в смерти. В том и причина, почему и в советские времена прах «нашего Герцена» так и оставался на чужбине, и не было никаких попыток перевезти его на Родину.

Плана кладбища у меня не было, я пошел наугад, но, побродив с полчаса меж семейных склепов местных миллионеров, все же отыскал служителя, объяснил, что я из России, и попросил его помочь. «Александр Герцен? — спросил он, ставя, как все французы, ударение на последнем слоге, к чему русскому человеку привыкнуть никак невозможно. — Это очень просто, месье. Идите прямо и увидите бронзовый памятник, он, кстати, единственный на этом кладбище…» Мягкий, скрытый упрек прозвучал в этой фразе. Только у самой могилы, увидев единственно бронзового Герцена работы украинского скульптора П. П. Завелло на фоне ослепительно белых мраморных скульптур и гранитных кладбищенских стел, я понял, почему упрек служителя был адресован именно мне, а в моем лице и всем моим соотечественникам. Из-за близости моря и от времени памятник Герцену почернел и покрылся зеленой грязной пленкой, от которой бронзу надо очищать регулярно. Но кому это делать?

… Улица Лоншан — когда-то, в бытность Ниццы в составе Сардинского королевства, именовавшаяся Виа ди Кампо Лонго. На самом углу русский православный храм, освященный по старому стилю 31 декабря 1859 года. На двери табличка сообщала, что богослужения проводятся здесь по вторникам еженедельно. Было восемь часов утра и как раз вторник. Я поднялся по лестнице, прислушиваясь к звукам заутрени.

Роскошный иконостас псковско-новгородского стиля из мореного дуба. Великолепной работы иконы с позолотой. Царские врата с кружевной резьбой по дереву. Церковные хоругви, пудовые свечи. И на фоне всего этого старинного великолепия — седой священник, тихо подпевающий ему с клироса розовощекий дьячок с косичкой да три старушки, сохранившие при всей своей дряхлости легко узнаваемый даже нашим поколением «старорежимный» облик. Видно было по этой немноголюдной заутрене, что православных в Ницце осталось совсем немного и что некогда многочисленная русская колония неизбежно ассимилируется. Подобно тому, как ассимилировались, переделавшись на местный лад, старинные русские названия: знаменитая когда-то вилла Апраксина, где разместился приют для слепых и глухонемых, теперь названа «виллой Апраксин», а ведущая от нее крутая улица в планах Ниццы 30–40-х годов нашего века именовалась последовательно — «Апраксинский спуск», затем «Спуск святого Апраксина» и наконец — «Святая Апраксия»…

Пер-Лашез — кладбище в Париже, одно из самых известных мест захоронения в мире. Расположено на востоке города, в 20-м муниципальном округе. Официальное название — Восточное кладбище. Это самый большой зеленый оазис французской столицы и один из крупнейших музеев надгробной скульптуры под открытым небом площадью около 48 гектаров

А люди? В Париже мне дали один адрес в Ницце. Сказали, что там, на бульваре Карно, живет сын бывшего русского консула в Ницце Артемий Павлович Лобачев. Оказалось, что он действительно сын Павла Артемьевича Лобачева, только служившего вплоть до 1917 года генеральным консулом России в Салониках в Греции, а не в Ницце. Судьба разбросала его сыновей по всему свету. Старший жил в Югославии до конца Второй мировой войны и только потом переехал в СССР. Он стал журналистом и художником-иллюстратором. Третий брат оказался в Бразилии. У самого Артемия сложилась жизнь, типичная для послереволюционных обладателей «нансеновского паспорта». Он мотался по Балканам, пока не попал, наконец, в Париж, куда белая эмиграция чаще всего и стремилась…