Читаем Кодеры за работой. Размышления о ремесле программиста полностью

Сейбел: Когда вы были не по годам развитым подростком и проводили много времени в MIT, думали ли вы о ком-нибудь: «Да, этот парень очень умен, но он не знает, как делать вот эту штуку, а я знаю»?

Дойч: Нет, такого не было. Хотя, нет, помню один случай, когда я начинал переписывать текстовый редактор на PDP-1 Денниса — мне, наверное, было лет 15 или 16. Исходный код был написан одним или двумя парнями из Клуба технического моделирования железной дороги. Это были умные ребята. Я смотрел на этот код и часто думал про себя: насколько же он ужасен!

Я бы не сказал, что речь о разнице между мной и теми, с кем я работал. Речь о разнице между тем, каким код должен был быть в моем представлении, и тем кодом, который я видел перед собой. Я бы не стал исходя из этого наблюдения делать какие-то обобщающие выводы о людях.

Я всегда достаточно комфортно чувствовал себя в том, что называю символическим миром, в мире символов. Символы и их сочетания — вот что я обычно ем на завтрак. Этого же не скажешь о других. Например, о моем партнере. Мы оба музыканты. Мы оба композиторы. Мы оба вокалисты. Но я рассматриваю музыку в первую очередь с точки зрения символов. Я часто сочиняю, просто сидя за столом с ручкой и листом бумаги. Я записываю ноты, но не играю их тут же на фортепиано. Я их слышу, и у меня есть план.

В то время как у него большая часть процесса сочинения музыки происходит непосредственно с гитарой в руках. Он что-то на ней играет, дурачится с ней, иногда побацает на фортепиано немного, потом играет все сначала. И никогда ничего не записывает. Может, если на него надавить, то он и запишет последовательность аккордов, и, насколько я понимаю, в какой-то момент он записывает слова. Но он подходит к процессу сочинения музыки не с символической точки зрения.

То есть кто-то устроен так, кто-то иначе. Если бы мне нужно было сделать из этого наблюдения какой-то вывод — что ж, повторюсь еще раз, я немного элитист, — я бы сказал, что программированием должны заниматься люди, которые чувствуют себя в мире символов как рыба в воде. Если вы не очень-то комфортно ощущаете себя в этом мире, что ж, может быть, программирование — это просто не ваше.

Сейбел: Были ли у вас учителя, которым вы многим обязаны?

Дойч: Их было двое. Один из них уже не с нами — его звали Кэлвин Муэрс. Он был первопроходцем в исследовании информационных систем. Кажется, это он придумал термин «информационный поиск». По образованию он был библиотековед. Я познакомился с ним в старших классах или уже в колледже. Он тогда занимался разработкой языка программирования, который по его задумке мог бы использоваться неспециалистами. Но он ничего не знал о языках программирования. А я к тому моменту уже кое-что знал, поскольку уже успел создать Лисп-систему и изучал кое-какие другие языки программирования.

Мы сошлись, и в конце концов он сделал язык TRAC — думаю, можно сказать, что мы его создали вместе. Он в тот момент оказывал мне очень серьезную поддержку.

Другой человек, которого я всегда воспринимал как своего наставника, — это Дэнни Боброу. Мы очень долго дружили. И на протяжении своей профессиональной деятельности я всегда считал его своим наставником.

Но если говорить непосредственно о программировании, о разработке ПО, то никого такого в MIT не было. Никого, по большому счету, не было и в Беркли. В PARC был лишь один человек, который по-настоящему повлиял на то, как я разрабатывал ПО, — и то он даже не был программистом. Это был Джерри Элкинд, менеджер лаборатории информационных технологий в PARC.

Вот его слова, которые значительно на меня повлияли: очень важно всегда проводить количественные оценки; будут моменты — даже больше моментов, чем сейчас кажется, — когда твои убеждения и твоя интуиция окажутся неверны, поэтому все измеряй. Иногда даже нужно измерять вещи, которые, как тебе кажется, и измерять-то не надо. Эта мысль очень сильно на меня повлияла.

Когда я хочу заняться чем-то, неизбежно включающим значительный объем вычислений или обработку значительного объема данных, помимо прочего я теперь всегда все измеряю. И это началось с того времени, когда я работал в PARC, то есть около 35 лет назад.

Сейбел: Вы единственный из тех, к кому я обращался по поводу этой книги, весьма резко отреагировали на слово «кодер» в ее названии. Как бы вы предпочли себя называть?

Дойч: Должен сказать, что сейчас у меня даже к слову «программист» слегка негативное отношение. Если вы посмотрите на процесс создания ПО, которое действительно работает, выполняет полезные функции, то увидите, что для достижения этой цели применяется множество разных ролей, процессов и навыков. Кто-то называет себя программистом, но это не очень-то много скажет вам о том, какие навыки они на самом деле используют во время своей работы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии