Ни один из моих родителей не был богат, не говоря уже о состоятельности. Один тратил на щегольство, другой тратил без чувства меры, хотя не всегда было понятно, к кому относится то или иное. Они были представителями той многочисленной группы людей, которая тратит все, что зарабатывает. И даже больше. И такие расходы не приводят ни к чему хорошему. Среди пенсионеров, получающих социальное обеспечение за счет налогов, 53 % семейных пар и 74 % неженатых людей рассчитывают на эти деньги как на половину своего дохода, согласно информации Агентства социального обеспечения. Внутри этой группы есть более зависимые категории: более того, доход 23 % семейных пар и приблизительно 46 % одиноких людей на 90 % зависит от пенсионных выплат, в то время как средняя месячная выплата составляет приблизительно $14 400 в год.
Что касается моих собственных трат, я рассматривал действия моих родителей как ориентир. Для меня примером для подражания был мой дед по материнской линии. У него были особые черты характера, он был честным, нравственным и прямым человеком. Он тратил деньги на покупку того, что ему было нужно, а использовал это до тех пор, пока это было возможно. Веяния моды и старость не заставили его что-то поменять в своем подходе. Я не сильно от него отличаюсь. Футболки в моем гардеробе сгруппированы по старости, а не по цветам. Я все еще не выбрасываю несколько пар фланелевых штанов, купленных в магазине Burberry на 57-й улице Манхэттена еще тогда, когда Burberry были известны благодаря своим плащам и устойчивому английскому стилю. Штаны уже кажутся старомодными – неприглядные складки, штанины слишком короткие – и примерно на три дюйма уже, чем моя талия. И все же они все еще висят в моем гардеробе. Я продолжаю их хранить, потому что ничто не может быть получено только для того, чтобы от него избавились: их отсутствие будет означать только то, что вещи моей жены займут больше места в гардеробе. Но на самом деле меня удерживает то, сколько я заплатил за них 20 лет назад. Я не помню, сколько, но я помню, что они стоили для меня настолько много, что это было близко к крайности. Такой образ мышления объясняет, почему каждую пару лет жена заставляет меня выбрасывать мои самые жалкие вещи и покупать им замену. И в этот момент начинается новый период.
Но я бы не назвал себя жадным. Когда я иду пообедать, я заказываю все, что хочу, и дополняю это хорошим вином. Я смотрю на цены, но они не влияют на мое решение, если они, конечно, не возмутительны – выдержанный бифштекс из вырезки с фуа-гра и французским трюфелем, залитый тридцатилетним золотистым портвейном, вызовет у меня подозрения. То же самое касается отпусков: мы не скупимся, мы получаем удовольствие. Когда я играю в гольф, я еду на корт, находящийся в пятнадцати минутах от моего дома, за что плачу $195 каждое воскресное утро, а не вниз по улице – туда, где заплатил бы $30. Я могу играть четыре часа на более дорогом поле, в то время как мог бы в хороший день играть шесть часов на площадке на своей улице, и это было бы не так весело. Я разборчив в своих тратах. Я «накопитель» – тот, кто видит больше удовольствия не в расходах самих по себе, а в оправданных расходах или расходах по необходимости. Наши расходы в большей степени идут на то, чтобы попробовать что-то, или на вещи самого высокого качества, но те, которые нам нужны, в том числе еду и одежду. Я бы не отказался от лишнего костюма, сшитого на заказ, но я бы предпочел потратить эти деньги на путешествие. Вам не нужно много вещей, но у вас никогда не будет слишком много воспоминаний.
Дон Росс, у которого в запасе множество историй, – «накопитель», который теперь тратит деньги со вкусом. Он проводит свои дни, присматривая за своим имуществом, которое находится на холме долины Напа. Он живет в каменном доме, построенном в 1921 году, на 2,5 акра виноградников – по его словам, это самый маленький дом, в котором он жил. Он живет с видом на гору Святой Елены вдалеке, окруженный виноградом, – жизнью, сильно отличающейся от той, которая была у него в Луисвилле, Кентукки, где он продавал двери для душа. Когда мы с ним говорили, Росс жил со своей третьей женой и наконец нашел замечательную собаку, Купера. Он говорил, что счастлив тем, что продал свой бизнес – который сделал ему состояние – за менее прибыльное и более трудоемкое дело по производству вина. «Что такое виноделие? – говорил он. – Мы не зарабатываем на этом деньги. Я делаю это для удовольствия. Я продавал двери для душа для денег. Надо сказать, что мы на уровне безубыточности, не учитывая труды моей жены и меня».