Кодекс поведения

Взгляд Джени упал на двойной сенсорный замок кейса, и ее охватил легкий трепет от ощущения причастности к чему-то сверхсекретному. Давненько ей не приходилось иметь дело с бумагами ограниченного доступа.

— Если ты сомневаешься в надежности «Арапаго», дорогой Дюриан, это само по себе большая неприятность. И если «Арапаго» ненадежен… Дюриан, дорогой, от чего мы уж точно не защищены, так это от ворчания всяких перестраховщиков. — Эван пронзил узенькой двузубой вилкой небольшой кусочек золотисто-коричневого желе в форме морской звезды и отправил аппетитно покачивающееся лакомство в рот. — Я ценю твою осторожность, но надеюсь, что и в этот раз ты сгущаешь краски.

— Возможно. — Риджуэй старательно пытался наколоть дрожащий оранжевый шарик, но тот упорно соскальзывал с вилки. — Эти медузы! — Он нервно усмехнулся. — Не знаю, как вы, а я их есть совершенно не умею.

— Она, наверное, испугалась твоего галстука, — вставила Анжевин Уайл, безупречно разделываясь со своей порцией. Она неспешно, умиротворенно жевала, и при этом холодный металлический блеск ее зеленых глаз прекрасно гармонировал с никелированной поверхностью стоявшего рядом кейса.

Эван многозначительно кашлянул и потянулся за своим бокалом.

— Действительно, Дюриан, он несколько шокирует.

Риджуэй потрогал свое экстравагантное украшение и улыбнулся. Одними губами. Мимолетный испепеляющий взгляд, брошенный на Анжевин, обещал основательную взбучку в тесном кругу за звуконепроницаемыми дверьми.

Доченька вся в отца. Джени опустила глаза, чтобы скрыть улыбку. Наконец она почувствовала себя на «Арапаго» в своей тарелке.

Глава 4

Ничто не нарушало мерное течение трапезы. Редкие фразы вспыхивали и гасли. Анжевин, за исключением своего единственного меткого замечания, отмалчивалась. Риджуэй был общителен, но знал меру, в то время как Эван все время ударялся в крайности: то чрезмерная открытость, то подавленность, явившиеся закономерным следствием недостатка сна и щедрых возлияний вин пяти сортов. Он любил хорошее вино, но на его месте, пожалуй, следовало немного себя контролировать.

Сейчас не время, Эван. Держа в руке свой послеобеденный стакан минеральной воды со льдом, Джени оставила троих сотрапезников продолжать беседу, или, в случае Анжевин, слушать. Она полюбовалась картиной, висевшей на стене в кабинете Эвана, и остановилась у строгого портрета министра внутренних дел и его покойной жены. У Эвана был усталый, изможденный вид. Форма болталась на нем, как поникшее знамя. Бледность измученного лица Лиссы контрастировала с траурным платьем. У обоих — ни малейшего намека на улыбку.

— Снимок был сделан почти три года назад, вскоре после гибели детей. — Джени не слышала, как подошел Дюриан Риджуэй. Он держал в руке стакан с напитком ярко-розового цвета, который, похоже, содержал едва ли не смертельную дозу спирта. — Мне кажется, с портретом можно было и подождать. Слишком мало времени прошло, У обоих вид — крашe в фоб кладут. Далеко не тот имидж, который стоило бы распространять по всему Содружеству.

Джени бросила взгляд на открытую дверь столовой. Эван разглагольствовал о чем-то и увлеченно жестикулировал, в то время как Анжевин Уайл смотрела на него немигающим взглядом и кивала, как зачарованная. Попалась, глупышка. Эван еще может произвести впечатление, несмотря на годы. Сколько времени прошло, прежде чему меня выработался иммунитет к подобным штучкам.

— Что и говорить, бедная Лисса, очень своевременно… — Риджуэй состроил циничную гримасу. — Я знаю, звучит Грубо, но это всего лишь часть моей работы — наблюдать, следить, замечать то, что его превосходительство упускает из виду. — Он подошел ближе. Усилием воли Джени заставила себя устоять на месте и даже не шевельнулась, когда он задел ее обнаженное плечо. — Ну а вас, мисс Тай, похоже, ждут большие перемены. Рядовая служащая с Гортензии, и вдруг — на корабле правительственного класса. Но кому, как не вам, понимать, что значит старая пословица… — И он быстро проговорил несколько предложений, в которых Джени мало что показалось знакомым, а понятным — и вовсе ничего.

Servir? Servirat? Сто процентов, это жозефанский. Ее предполагаемый родной язык, на котором она не знала ни одного слова.

— Прошу прощения, мистер Риджуэй?

— Вы просите меня повторить, мисс Тай?

— При вашем акценте от этого будет мало пользы.

Он подошел вплотную, прижавшись грудью к ее левой руке — той самой, бесчувственной. Все, что она ощущала, — это давление. Куда лучше Джени чувствовала его горячее дыхание на щеке.

— Раз вы так не поняли, поймете по-другому. Если содержание досье, которое я собираюсь вам передать, станет достоянием гласности, это будет равносильно извержению вулкана. И если что-то случится с бумагами, пока они будут нахолиться в ваших руках, то я не успокоюсь, пока лично не сотру вас в порошок голыми руками.

— Вы излишне эмоциональны, мистер Риджуэй.