— Так-то оно так, но был у меня знакомый капитан, да хранит его душу святой круг, который рассказывал мне вот какую историю. Сидел он значит с другом своим в таверне, тоже капитаном, с Нордики только. Тот конвойным был, сторожил суда торговые, то бишь. Вот сидят они, о жизни беседуют, выпивают как мы с тобой. Знакомый мой рассказывает, что внучка у него родилась, тот ему отвечает, а у меня мол внуку уж третий годик пошел, а ну как породнимся в будущем. Да только заходит в ту таверну посыльный из адмиралтейства и передает моему знакомому письмецо. Дескать началась война, готовьте, господин хороший, свое судно к боевому выходу. Пожали два капитана друг другу руки да разошлись, а через неделю первый потопил в бою второго. До конца жизни простить себе не мог, ходил ко мне на исповеди каждую неделю, да все об одном каялся. Вот и скажи мне Эш, плохие это были люди или хорошие?
Антим поморщился и, посмотрел в окно.
Вот уже вторые сутки они ехали на юго-запад, к одному из монастырей близ города Анора — средоточию силы ланкарской церкви святого круга. Именно там находился главный собор, именуемый Анорским, в котором заседал епископ Гюве, наместник Патриарха. Впрочем, Эш не ожидал, что его персоной заинтересуются столь серьезные люди. Они просто ехали в тот монастырь, к которому был приписан Вилфрид.
Антим не чувствовал себя пленником, напротив, скорее уж дорогим гостем. Они с Вилфридом вспоминали прошлые годы, смеялись и радовались тому, что жизнь так неожиданно свела их вновь. Свою историю знакомства и путешествия с Лани Эш рассказал довольно подробно, не упомянув пока только о пророчестве и о том, что совсем недавно с него сняли старое проклятие. Он не собирался держать это в секрете, лишь ожидал, когда выдастся более подходящее время все обсудить.
Обошли они и тему того, как антим бежал из монастыря много лет назад. Сам он стыдился заговаривать об этом первым, а Вилфрид, словно бы и вовсе не помнил обстоятельств их разлуки.
— Не знаю, насчет тех капитанов, но я видел в жизни всяких подлецов, — ответил наконец Эш. — Хоть я сам уже давным-давно стараюсь решать дела миром, никогда не бью первым и никому не желаю худого, но считаю, что люди с чувством превосходства над другими представляют для мира опасность. Видел я и как забивают до смерти рабов, за малую провинность, и как грабят город убивая мужчин и насилуя женщин. Много чего довелось увидеть. Разве такие люди хорошие?
— А вот это, Эш, в третьем круге ангелы решат.
— Ой, да не начинай, — отмахнулся старик. — Жизнь порой сама заставляет принять решения. Кем бы я был, если б отдал Лани тем бандитам в первый день нашего с ней путешествия? Хороший я совершил тогда поступок или плохой? Кто теперь разберет? А никто, потому что для девочки он наверно хорошим оказался, а для тех головорезов уж поди не очень.
— А вот здесь ты верно говоришь! — улыбнулся Вилфрид. — Да ведь только и я о том же самом. Одно дело разбираться в правильности поступков, а совсем другое клеймить человека плохим. Ведь делая это мы отнимаем у него веру в то, что он может измениться.
— Ну допустим так, здесь я не буду спорить, хотя мне и кажется это отчасти словоблудием. Но как же тогда определить хороший был поступок или нет?
— Храни нас святой круг, — всплеснул руками Вилфрид. — Эш, да не уж то ты сам этого не понимаешь?
— У меня, конечно, есть свое мнение, однако я сперва хочу услышать твое.
— Ну так слушай. Единственный способ творить добрые дела — это совершая что-либо, всегда сомневаться делаешь ли ты благо, нет ли в твоих мотивах корысти, ненависти и самодовольства.
— А что же тогда насчет них?! — Эш достал из-за пояса мешочек с трофеями от убитых им магов и швырнул его на столик между ними. — Я ведь просто выполнял свою работу! Как те твои капитаны, как солдаты на войне и как палачи у плахи. Но кому стало с этого легче? У меня за половину из них до сих пор болит душа, а маги… Маги, они ведь теперь, Вилфрид, элита общества. Нам ли с тобой не знать. Ну вот и скажи мне, добро я делал или злу тогда помогал?
— Это ты мне скажи, Эш, — спокойно ответил Вилфрид.
— Сказал бы, если б мог, да сам не знаю.
— Вот потому-то ты всю жизнь и носишь их с собой, словно камень на шее, — печально заметил храмовник, кивнув на кожаный мешочек. — Хотя сам для себя давно уже все решил. А что до людей, так и я очень многое видел, Эш. А еще о большем слышал на исповедях. Впрочем, недавно я видел такое, что остается только в ужасе дивиться, до чего демоны доводят людей.
— О чем ты? — Эш спрятал мешочек с трофеями, чуть сожалея о том, что так распалился в их споре.