Все, что я сегодня видел, тяжелым грузом легло мне на душу, но, несмотря на это, стоило моему носу учуять запах еды из распахнутой двери закусочной, как ноги сами понесли меня к ней. Переступив порог, осмотрелся: старая деревянная стойка, плевательницы, большое зеркало, столы. Пахло застоявшимся вином, мужским потом, сигаретным дымом. Подойдя к стойке, я спросил:
— Что есть из еды?
Толстяк, с обвисшими как у бульдога щеками, был занят протиркой стаканов, поэтому не глядя на меня буркнул:
— Как обычно.
Не получив ответа, поднял на меня взгляд, несколько секунд изучал меня, после чего сказал:
— Яичница. Бифштекс.
Не зная местных расценок, я сказал:
— Яичница. Пять яиц. Сколько с меня?
— Шесть центов есть?
— Есть!
— Садись. Там, в углу. Что пить будешь?
— Э-э… Просто воды можно попросить?
— Всегда пожалуйста, — не удержался от кривой усмешки бармен.
Тарелку я очистил в три минуты, а затем с минуту думал над стаканом с водой: не заказать ли мне еще одну порцию, но вместо этого спросил:
— У вас работы для меня не найдется?
Хозяин коротко хохотнул и сказал парочке завсегдатаев, сидевших у стойки:
— Еще один фермер приехал покорять наш город!
В ответ те разом ехидно заулыбались, выставляя на обозрение черные пеньки испорченных зубов. Я сгреб сдачу и аккуратно отправил ее в карман штанов, затем снова спросил:
— Так нет работы?
Хозяин закусочной отрицательно покачал головой.
— Не там ищешь, парень, — откликнулся на мой вопрос мужчина, сидевший за столиком в двух шагах от меня. Его лицо, продубленное ветром и солнцем, казалось грубо вылепленной маской, обожженной на огне.
— А где надо искать?
— В порт иди. Может, там повезет.
— Иди на скотобойни, — посоветовал один из посетителей, сидевших у стойки. — Они постоянно нуждаются в людях. Работу там точно найдешь, а вот сколько времени на ней протянешь — это вопрос.
— Точно! Первые два дня я просто есть не мог. Кусок в горло не лез, — поделился своими впечатлениями другой мужчина, сидевший у дальнего конца стойки. — На полгода меня только и хватило! Потом еще полгода снились горы этой чертовой сизой требухи.
— А если грузчиком? В магазин?
Мой вопрос неожиданно вызвал всеобщий смех.
— Ты что, не понял, парень, о чем тебе толкуют?! Город переполнен всяким сбродом, который хватается за любую работу! Даже самую грязную! Негры, латиносы, поляки с евреями. Их тут полным-полно! У них семьи, дети. Их кормить надо! Теперь понял?!
— Зря ты сюда приехал! — подхватил тему мужчина за столиком. — Сидел бы ты, парень, лучше в своем Канзасе или Айдахо и выращивал картошку с кукурузой! Чего тебе на месте не сиделось?
— Да вот не сиделось, — буркнул я недовольно, начиная злиться на непрошеных советчиков. — Тогда хоть подскажите: где здесь можно переночевать?
— Доберись до перекрестка ниже Чикаго-авеню. Там множество ночлежек с чем-то похожим на постель для парней вроде тебя. Стоимость — двадцать пять центов за ночь или доллар за неделю, — посоветовал мне мужчина с дубленым лицом.
— Что ему в названии улицы?! Он ведь города не знает!
— Ноги есть?! Язык есть?! Дойдет!
После его слов наступило молчание. Развернувшись, я пошел к выходу. Уже переступая порог, успел услышать начало фразы:
— Ничего себе бычок вымахал! Такого встретишь в темном переулке…
Я шел, обдумывая на ходу ситуацию.
«Плохо дело. Надо срочно искать хоть какую-нибудь работу. Еще надо найти место, где можно переночевать. Ночлежка отпадает сразу. Нет у меня на нее денег! Да и экономить надо. Работа! Куда пойти? Наверно, в порт. На скотобойни… Брр! Если только от голода умирать буду! Можно по складам пробежаться. Вдруг, повезет! Вот тебе и век благоденствия! Хм! Может, все-таки попробовать заглянуть в пару магазинов… Только не в этом районе… Надо найти какой-нибудь крупный торговый центр. Ближе к центру города…»
Углубившись в мысли, я шел вперед, не замечая ничего вокруг, пока не понял, что оказался в лабиринте из трехэтажных домов, опутанных решетками железных балконов и пожарных лестниц. Окна домов были распахнуты настежь, и почти в каждом из них виднелись лица жильцов. Стоило мне появиться, как внимание жителей ближайших домов сразу сосредоточилось на мне. Мне стало неуютно под их взглядами, и я ускорил шаг, только изредка бросая взгляды по сторонам. В оконных проемах квартир первого этажа были видны железные спинки кроватей, покрытых тонкими одеялами, грязная посуда и объедки пищи на столах. У одного из таких окон сидела женщина с большими печальными глазами и вязала чулок, считая петли. Несколько детей в возрасте пяти-семи лет рылись в коробках с мусором, стоящих у одного из домов. Кругом грязь, сырость, ржавчина. Чувство отвращения к этому городу росло с каждой минутой. Мне стало казаться, что все в этом городе пропитано вонью и грязью. Причем не только стены домов, стекла окон, одежды людей, но и сами люди. Их мозги, желания, мысли….