Кодекс экстремала

По колодцу с тихим воем заскользила кабина – кто-то вызвал лифт. Труп или уже обнаружили, или сейчас обнаружат. Поднимется шум, нагрянет милиция. Оперативная бригада станет осматривать подъезд, двор, прилегающую к дому улицу, задерживая подозрительных лиц. А я очень, очень подозрительное лицо.

Я замер, прижавшись к стене, и затаил дыхание. Было слышно, как на первом этаже раскрылись створки лифта, возникла недолгая пауза, затем по ступеням неторопливо зацокали каблуки. Это женщина. Сейчас она закричит, поднимет тревогу, вызовет милицию. Сколько у меня осталось времени? Минут пять от силы?

С первого этажа не доносилось ни звука. Я не слышал скрипа входной двери. Значит, женщина еще не вышла. Что она делает около трупа? Неужели рассматривает его?

Любопытство оказалось сильнее чувства предосторожности. Я начал медленно спускаться вниз. Кроссовки соприкасались с бетонными ступенями совершенно бесшумно. Придерживаясь руками за стену, я медленно приблизился к тому месту, где лежал Лепетиха, и одним глазом заглянул за угол. Рядом с трупом никого не было. Я сделал еще шаг, проскочил мимо дверей лифта и посмотрел на лестницу, ведущую к выходу. Молодая женщина в черном коротком сарафане и широкополой шляпе сделала какое-то движение рукой у почтовых ящиков, закрыла замок-«молнию» на сумочке, похожей на саквояж, повернулась на каблуках-шпильках и быстро вышла на улицу. Я мельком увидел ее бледное лицо и ярко накрашенные губы. Откуда она вышла, из какой квартиры? Куда пошла в такое позднее время? Может быть, проститутка от клиента? Очень похоже. Вот потому она вела себя так тихо – поднимать шум ей совсем некстати.

Я опять пошел наверх. Четвертый этаж. Шестнадцатая квартира. Без семи минут полночь. Я стоял перед дверью, обитой черным ледерином, сжимая во влажной ладони связку ключей, и, подавляя в себе желание побежать вниз, выскочить из этого дома в ночь и раствориться в ней, приставил ключ к замочной скважине.

Замок, как мне показалось, слишком громко клацнул. Я стиснул зубы, мысленно матеря его. Будь что будет, отступать поздно. Зашел в темную прихожую и неслышно прикрыл за собой дверь. Приложился к замочной скважине ухом. Тихо.

Через кухонное окно в коридор проникал свет уличного фонаря, и я видел очертания шкафа, дивана и телевизора в комнате. Чтобы не налететь сослепу на какой-нибудь предмет, я выставил вперед руки и зашел в комнату. Телефон я нашел сразу – он стоял на журнальном столике, и на его панели светились красные цифры: 23–57. Это встроенные часы. Система знакомая – что-то вроде «Панасоника». Верхние желтые кнопки – вызов памяти исходящих и приходящих номеров. Чтобы не оставить отпечатков, я коснулся ногтем кнопки «FIRE». Высветился телефонный номер, но не тот, который был мне нужен. Я принялся «листать память». На шестом или седьмом по счету номере я остановился. Вот он: 90-00-04.

Я возвратил индикатор в режим часов, подошел к окну и посмотрел вниз. У подъезда по-прежнему безлюдно и тихо. Время – полночь. Лепетиха верил, что в это время ему позвонит все та же незнакомая женщина и он доложит ей о выполнении задания. Нет, не позвонит по этому телефону Милосердова. Она уверена, что Лепетиха, как и я, убит. Все концы, значит, обрублены. Все следы смыты. И душа Милосердовой спокойна.

Я вернулся к телефону и, будто играясь, стал набирать: девять, ноль, ноль, еще ноль, еще… Дал сброс. Баловство. Еще не до конца утраченная детская жажда к хулиганству. Очень, конечно, хочется ей позвонить, но что я скажу? Вешайся, тварь, я тебя раскусил? И что потом? Я буду клацать зубами в трубку от бессильной злобы. Видит око, да зуб неймет. Трудно, очень трудно дотянуться до нее.

В прихожей я некоторое время стоял у двери, прислушиваясь к тишине. Потом открыл замок и, уже не оглядываясь, не прислушиваясь, не таясь, быстро вышел на площадку и побежал по ступеням вниз.

Как только я очутился на бульваре, где-то вдалеке завыла сирена. Ее звук нарастал с каждым мгновением. Пучки голубого света выхватили из темноты деревья и кусты. Я кинулся в ближайшие заросли, сел на землю, дожидаясь, когда две милицейские машины промчатся мимо меня. Значит, женщина в черном все-таки вызвала милицию.

Остаток ночи я провел на пляжном топчане.

Глава 28

Вернулся я в Судак, когда только начало светать. Улицы еще были пустынны, и от автовокзала я шел пешком, не беспокоясь, что меня случайно увидит Дима Моргун. Он наверняка был уверен, что меня уже нет в живых, и мне не хотелось разубеждать его в этом. Я хорошо понимал Эльвиру Милосердову: когда окружающие полагают, что ты отдал богу душу, то жить при этом становится намного проще: словно стал невидимым. В самом деле, смерть – безупречное алиби. Пусть Моргун, Гурули и Милосердова считают, что Лепетиха выполнил задание и отправил меня на тот свет. В этом случае мой последующий шаг будет для них неожиданным, а внезапность, непредсказуемость – большое преимущество.