Кодекс экстремала

– Подумал, конечно.

– Надеюсь, вы меня обрадуете?

– И я надеюсь.

– Кого-нибудь нашли?

– «Ассоль» я поведу сам.

– Вы? Сами? – На этот раз Гурули сыграл удивление безобразно плохо. Я не перенес такой откровенной фальши.

– Виктор Резоевич, ну давайте наконец говорить друг с другом откровенно: разве вы хотели видеть в этом качестве кого-нибудь другого?

Гурули принял мой вопрос-упрек достойно. Он пригладил пальцем седую щетинку под носом, кивнул, властным движением положил свою тонкую ладонь на спинку водительского сиденья.

– Хорошо. Давайте будем откровенны. Да, я хочу, чтобы капитаном «Ассоли» стали именно вы. Другой кандидатуры на это место я не вижу.

– Только на один рейс, – уточнил я.

– Честно говоря, я желал бы видеть вас у штурвала яхты более продолжительное время.

– Это ваше желание или Артура Пикова?

Гурули ответил не сразу.

– Я не знал, что вам известно имя Пикова.

– Неужели вы думали, что я встану за штурвал яхты, не поинтересовавшись, кто ее истинный владелец?

– Все права по найму экипажа доверены мне.

– И с вами я буду заключать договор?

– Безусловно.

– У вас есть доверенность или какой-либо другой документ, подтверждающий, что Пиков поручил вам сформировать экипаж?

– Есть, – кивнул Гурули.

– Мне нужна его копия.

– Никаких проблем! – тотчас ответил Гурули. – Какие еще требования, условия, пожелания?

– Помимо договора, мы с вами оформим доверенность на яхту на мое имя…

– Это обязательно.

– …и заверим ее в нашем отделении милиции.

– Как скажете. Я поручу своему референту подготовить все эти документы.

– Я должен знать о дате рейса не позднее чем за три дня.

Гурули выпятил губы, словно подкуривал сигарету, посмотрел на свои высохшие пальцы, побарабанил ими по велюру.

– К сожалению, Кирилл Андреевич, это условие я не смогу выполнить. В целях вашей личной безопасности дату рейса и маршрут я сообщу вам непосредственно перед погрузкой денег на «Ассоль».

– Вы не можете сказать даже, откуда и куда я должен буду перевезти деньги?

Снова небольшая пауза.

– Ориентировочно – из Краснодарского края на Южный берег Крыма. Протяженность маршрута – не более двухсот пятидесяти километров.

– Какая крейсерская скорость у яхты?

– Семнадцать узлов.

– С пограничниками вопрос решен?

– Обязательно.

– Досмотр будет?

– Только при погрузке и в конечном пункте.

– Охрана?

– Ориентировочно – три катера на подводных крыльях с профессиональными охранниками.

Я сжал в ладони пустую баночку, с жестяным шелестом деформируя ее бока.

– Больше вопросов не имею.

Гурули с улыбкой покачал головой.

– Вы забыли спросить о самом главном.

– О самом главном? О чем же, интересно, я забыл спросить?

– О сумме денежного вознаграждения.

– Этот вопрос меня не интересует, – ответил я, открывая дверцу. Тяжелый, влажный, как в прачечной, воздух хлынул внутрь машины. Я выплыл наружу.

– Кирилл Андреевич! – позвал Гурули, выглядывая из-за двери. – Я прошу вас в ближайшие дни надолго не отлучаться из дома.

Глава 40

Колоссальный поршень, покрытый черной дымящейся смазкой, падал вниз, словно обломок извергающегося вулкана, издавая при этом низкий гул. Я стоял в самом центре подошвы пресса, стальная громада приближалась с каждым мгновением, но у меня не было сил убежать; тело словно залипло в горячем воздухе с сильным запахом разогретого металла, и я лишь медленно оседал, как догорающая свеча, с ужасом ожидая того мгновения, когда поршень без дрожи, без сопротивления опустится на меня, займет все пространство, в котором я еще жил, превратив меня в смазку, в пар, с воем начнет двигаться вверх, размазывая меня по стенам цилиндра, – это чудовище, этот стальной урод, этот могучий дебил валился на меня с неудержимой тупостью безграничной силы, и я, уже не в состоянии выносить нарастающий, слабеющий и снова усиливающийся вой и звон, прижал ладони к ушам и закричал…

Наверное, такие сны дают человеку приблизительное понятие о том, что такое смерть. Я открыл глаза, очнувшись от собственного крика, сел, машинально сдергивая с себя мокрый от пота спальник. Телефон звенел, как аварийная сирена, и я, падая с дивана, рванулся к нему, чтобы заткнуть его навеки, чтобы раздавить ударом кулака, как прессом.

Из темноты проступали детали мебели, освещенные мертвенным светом, идущим с улицы. Белая штора корчилась в затянувшейся агонии на сильном ветру, хлестала подолом по столу и телевизору; балконная дверь, распахнутая настежь, скрипела на петлях, двигалась из стороны в сторону, словно в комнату беспрестанно входили и выходили невидимые толпы. На улице грохотал гром, трепыхались, мерцая, на ветру листья тополей, верхушки деревьев изгибались, как удочки с тяжелой добычей на крючке.

Я схватил трубку, прижал ее к уху. Мне показалось, что на связь со мной вышла сама стихия, потому что в эту же секунду где-то над балконом ослепительно сверкнула молния.

– Подождите! – хрипло выкрикнул я. – Ничего не слышно.